Баллада о краденой памяти | страница 29



Длинная речь утомила его, старый князь облизал сухие губы:

— Вина!

— Но если этот чернокнижник не сможет уничтожить Рать, — спросил наследник, — Можно ли мне будет просить мира ради моих подданных?

Старый князь с горькой издевкой глянул на юношу:

— Просить — да. Получить — навряд ли. Иначе я не говорил бы про колдуна. Иди и сделай это.

— Но...

— Умереть я сумею и без твоей помощи. Ступай. Стой. Сними мой перстень, иначе не пропустят. Теперь — иди.

Послышались торжествующие крики и скрип поднимаемого моста. Сражение завершилось, позволив и осажденным, и осаждающим привести себя в порядок, перевязать раны и немного восстановить силы.

В сопровождении ключаря молодой князь спустился по скользкой влажной мрачного вида лестнице в подвалы главной башни. Главный здесь человек — угрюмого вида, в черном кафтане коротышка ростом по плечо молодому князю, нес впереди факел.

Тревожная шумная разноголосица множества возбужденных стычкой людей постепенно стихла за спинами, сделав слышимыми звучное капанье влаги, потрескивание смолы в пламени факела и шарканье ног.

Коридор подземелья внезапно перешел в гулкую холодную темноту пещеры. Теперь можно было услышать звуки, обнаруживающие присутствие живых людей — вздохи, капель, невнятное бормотание.

Молодой князь зябко передёрнулся, увидев несколько совсем потерявших человеческий облик лиц, прижавшимся к толстым ржавым прутьям решётки, перегораживающей небольшие ответвления в огромной пещере. Вскоре, опустившись еще ниже, они подошли к кажущемуся совсем необитаемым рукаву пещеры, забранному тройной решеткой с начертанными на полу, стенах и потолке священными текстами, охраняющими от злой воли самого охраняемого из секретных узников государства Миррор.

Мрачный монах из воинствующего ордена Одду молча вопросительно поклонился молодому князю. Он казался нечестивым порождением тьмы в своём угольно-чёрном балахоне, с бледным лицом на котором выделялись горящие глаза религиозного фанатика. Князь показал перстень:

— Приведи сюда ведуна, я желаю говорить с ним.

Совершив подобающий жест, монах прошелестел:

— Повинуюсь, — повернулся и неторопливо стал отпирать многочисленные исписанные охранными знаками замки. Когда последняя решетка открылась, монах основа сделал охранительный от колдовства жест и вошел внутрь, навстречу глухому звону цепей и странным рычащим звукам.

Здесь пахло зверем и гарью факелов, и князю припомнились вдруг строки из просмотренной недавно крамольной книги одной из новых сект, что плодились последнее время как грибы после дождя: "И придет Зверь, и настанет на месте сем плач и стон великие, и слева от него будет мор, а справа голод..."