— Я твоя мама, Тереша. А ты мой сыночек,— сказала она без всякого притворства и протянула к нему руки. И он потянулся к ней.
Бездетная молодая женщина — не наживет она детей с Семеном — не притворялась ласковой. Соскучившись по своему дому, хозяйству, по своей семье, она была рада, что обрела все это: есть муж, есть сын, а значит, есть и те тяжкие, но и сладостные заботы, которыми наполнялась жизнь всех деревенских женщин.
Не забывал про сына и отец. Не баловал его, не нежил — не до того в крестьянской семье, но держал в заботе: и одежка на всякое время года была, и всегда накормленный был, пусть и не так, чтобы куску не радоваться, чтобы выбирать повкуснее что. Ел все, что на стол ставилось, что матери коровушка дала и огород уродил, что отец на ниве добыл и что мать могла состряпать сегодня, про завтрашний день помня.
Ну, а Тереша любил отца, мать, коровушку, которая молоко дает, кобылку Лысуху, которая отцу помогает. К отцу, матери ласкался, когда те не в хлопотах были. Коровушку и Лысуху, когда они во двор возвращались, встречал пучком надерганной в огороде травы—припасал заранее. Глядя на мальца, отец улыбался: он напоминал ему покойную Вассу. Весь в нее: брови, волосы такие же черные и глаза васильковые. И потому, когда подрастет маленько Терентий и спросит про мать, какой она была, отец подведет его к зеркалу и скажет:
— Вот посмотри на себя, увидишь мамку свою.
Отец давно уже не остерегался, когда сын вертелся около животины: большой стал, не зашибут. Анна, правда, иногда еще шумела на него, однако Семен успокаивал: мол, какой же он тогда крестьянин, если скотины сторониться будет? Нет, пусть к хозяйству с малолетства душой тянется. Будет ласка к коню, к корове, будет и старание.
Приехав однажды с поля, Семен, как всегда выпряг лошадь, привязал за повод к телеге, пошел убирать под навес сбрую, сыну сказал:
— Ну-ка, Тереша, сенца Лысухе принеси.
Сгреб малец охапку душистого сена — не видно, куда и идти. Лошадь в это время травинки в телеге выбирала и, должно быть, испугалась, когда Терентий в ноги ей с охапкой этой сзади сунулся. Увидел отец:
— Отойди, ударит!
Поздно крикнул. Лошадь лягнула, угодила в грудь копытом. Отлетел Терентий в сторону, упал на спину;
Отец кинулся к нему, схватил на руки, крикнул не своим голосом:
— Тереша!
Сын, показалось Семену, не дышал. На груди сквозь рубашонку проступила кровь. Пятно быстро влажнело и ширилось
Все, что делал Семен дальше, он делал как во сие, не сознавая ничего, повинуясь Анне. Это она велела скорее нести сына в избу и положить на лавку. Быстро подбежала с ковшом колодезной воды и чистой тряпицей сняла сгустки крови, промыла осторожно рану. Семен и прикоснуться боялся. Стоял возле и повторял, все больше отчаиваясь: «Дыха-то нет, дыха...» Но тут шевельнулся Тереша, вздохнул прерывисто, как после долгого плача.
