Выходит, что писать книги — занятие бесполезное. Гораздо лучше — исследовать их. Но путешествие по Великой Библиотеке — это долгий процесс, а результаты такие ничтожные. Но предположим, что некие люди — где-нибудь в таком месте, о котором мы и не слышали — создали аппарат, позволяющий очень быстро перемещаться вдоль полок, простирающихся на многие тысячи световых лет (наверное, они случайно наткнулись на книгу, в которой рассказывалось, как построить такой аппарат). Среди этих людей больше не будет писателей; вместо них появятся исследователи книг — бесстрашные люди, которые в надежде прославиться отправятся в рискованные путешествия в поисках книг.
И она бы проснулась одна, в чужом доме, где в окна лился бы солнечный свет — и какой такой странный порыв, какое невнятное побуждение заставило бы ее подняться с кровати и, пока никого нет дома, зайти в ту маленькую комнатку, которую Чарльз Кинг называет своим кабинетом? А ты, вернувшись, тихонько отпер бы входную дверь и осторожно вошел бы в квартиру с пинтой молока в руках. И ты сразу заметил бы, что дверь в кабинет Чарльза слегка приоткрыта. Что за неясное побуждение привело бы ее в эту комнату, что заставило бы ее непонимающим взглядом рассматривать кипы бумаг на столе — листов, усыпанных бессмысленными формулами и значками? И почему она вдруг открыла бы ящик комода — что ее к этому подтолкнуло? Это какое же извращенное чувство благоговения перед неизвестным должно завладеть человеком, чтобы он без зазрения совести принялся рыться в чужих вещах? Комод в кабинете — хранитель сокровенных тайн. И если бы, войдя в квартиру, ты увидел бы приоткрытую дверь и вошел бы туда, в кабинет Чарльза, — что бы ты там увидел? Какое ужасное зрелище?
И что же тогда есть писательский труд, как не вид кражи? Похищение из Библиотеки идей, которыми нас одарила машина. На полках Великой Библиотеки хранятся все книги, которые были написаны прежде и еще только будут написаны впредь. Энциклопедии сокровенных тайн, сокрытых знаний, и энциклопедии софизмов и противоречий. История реальная и вымышленная, история саран, которых никогда не было, — и не только их прошлое, но и будущее. Словари и грамматики живых языков, мертвых языков и языков, которым еще предстоит появиться.
Так и мой роман — этот герой (или герои?), за которым (которыми?) я гнался по лабиринту полок и стеллажей; мои наблюдения, мои подозрения, мои попытки разгадать, что таится за его (их?) действиями и поступками — эта история не требует никаких дальнейших разъяснений. Это был бы чересчур многословный роман — непомерно раздутая копия книги, которая уже хранится где-го здесь, в Библиотеке, под переплетом коричневой кожи. Но даже если мой роман (кстати, я вовсе этого не исключаю) был всего лишь плагиатом, кражей у какого-то другого писателя, то мне, пожалуй, не стоит так сильно мучиться чувством вины — ведь и он, этот другой автор, у которого я невольно украл идею, тоже когда-то пережил потрясение всеобъемлющей полнотой Великой Библиотеки — хранилища всех возможных книг, в том числе и его романа, всех возможных завязок, развитий действия и финалов — во всех возможных манерах, формах и стилях; на всех языках.
