Первое, о чем Кинг подумал, что ребенок — его. Но Роберт, судя по всему, был уверен в своем отцовстве, и Чарльз, разумеется не собирался его в этом разубеждать. Роберт явно пребывал в смятении: говорил, как он любит Энни, какая теперь на нем лежит ответственность, даже сказал, что для него это — возможность начать новую жизнь. Тогда он еще верил, что сумеет преодолеть свою тягу к мужчинам.
Кинг был свидетелем на их свадьбе. Энни держалась с ним вежливо, но прохладно — таким ее отношение к нему и останется, даже спустя многие годы после смерти Роберта, а он умрет через пять лет. Кинг поздравил ее, коснулся губами ее щеки. Они обменялись обычными в таких случаях ничего не значащими любезностями. Через шесть месяцев родился Дункан.
А незадолго до этого Роберт познакомился с одним молодым человеком — и вновь открыл для себя истинное наслаждение; естественной и единственной формой физической любви для него была любовь к мужчине. За первым любовником последовали и другие — были среди них и такие, кто разбивал его сердце, и он ужасно страдал, и очень хотел поделиться своими переживаниями с женщиной, которую любил как сестру, но, разумеется, он не мог ей открыться. Случались у него и одноразовые любовники, после которых он ненавидел и презирал свою тайную жизнь изменника.
Чарльз же бродил по знакомому кругу сексуальных открытий — загорался, изучал, разочаровывался. Время от времени они встречались с Робертом — иногда, чтобы сыграть что-нибудь, иногда просто поговорить. А потом Чарльз познакомился в Лондоне с девушкой — она чинила на улице велосипед и сказала, что ее зовут Дженни. А Роберту поручили работу над книгой по истории революции.
Разговор с инспектором Мэйсом напугал Кинга и сбил его с толку. Мэйс знал, что «Паводок» написали они с Робертом — но, похоже, это интересовало его лишь постольку, поскольку давало возможность выдвинуть против Роберта обвинение в гомосексуализме и заставить Кинга стучать на друга.
В ту ночь Кинг не спал очень долго. Пытался придумать, что ему делать дальше. Настучать на Роберта — это будет предательство, Кинг никогда не пойдет на такое; но ему нужно было хоть что-то сказать в полиции. Простой обман тут же раскроется, это ясно — а что если как-нибудь предупредить Роберта? Но он не мог быть уверен, что и об этом полиция не прознает.
Чем он рисковал? Все, что они могли сделать Кингу, — обвинить его в написании и распространении подрывной литературы. Шесть месяцев максимум. А может, удастся отделаться штрафом. Для Роберта все обстояло намного хуже — как он сам сказал Кингу в тот вечер, когда пришел к нему в воскресенье (надо же, всего-то чуть больше недели прошло!) и рассказал про книгу и про расследование, — так вот, Роберту грозила потеря работы, потеря семьи, не говоря уже о пяти годах за решеткой.
