Поведал Фёдор отцу о делах новгородских вроде бы не так ясно, с недомолвками, но суть прояснилась. Памятный Басманову по службе в Новгороде, меченый и битый всеми тать Петька Волынец без роду без племени якобы видел, как новгородский посадник Василий Путята прятал в Софийском соборе за иконой Божьей Матери некую грамоту. Оную грамоту должен был взять польский человек или паломник из православных христиан и доставить её польскому королю Сигизмунду Второму. И писано было в той грамоте о мольбе новгородцев взять их область вместе с градом, сёлами и монастырями под могучее крыло Польского королевства. Сказано было далее Фёдором, что, вскрыв эту грамоту, Петька Волынец прочёл её и, примчав в Александрову слободу, передал через Малюту Скуратова Ивану Васильевичу. Добавил Фёдор, что, прочитав грамоту, царь-батюшка вошёл в такой раж, что придворные, как могли, тайком разбежались от грозных очей осатаневшего государя. На суд и расправу он был скор и жесток. Он призвал к себе ближних советников — Алексей Басманов в эту пору уже был отлучён от участия в советах. Слова царь Иван никому не дал, грамотой только помахал перед лицами князя Афанасия Вяземского и боярина Василия Грязного и повелел готовиться к походу на Новгород.
— Я покажу этим суконным душам, как идти в измену державе и опричнине! — кричал Иван Грозный.
Всё услышанное от сына было противно духу Алексея Басманова. Он не поверил, чтобы прожжённые новгородские мужи так бездумно попали в мышеловку. И знал Алексей, что, если допросить известного ему татя Петьку Волынца с пристрастием, он бы выложил иную, подноготную правду. Теперь же по воле этого поганца от жестокой руки самодержца пострадает невинный люд славного града. Оговорил Петька новгородцев, поди, за то, что они в какой раз его побили — пришёл к выводу Басманов. И душа у него не жаждала, не рвалась в опальный Новгород на бессудную расправу с невинными. Но Ивану Грозному всего этого не скажешь. Да можно бы и сказать, ежели устал от жизни. Знал Алексей, что после такого выпада против Грозного смельчаку один путь — на тот свет. А новгородцам помощи ни на полушку не будет.
Знал Алексей и то, что, задумав какое-либо жестокое и неправедное дело, царь Иван всякий раз пытался во спасение души заручиться поддержкой церкви, благословением в лице самого митрополита всея Руси. И теперь, чтобы открыть истинную цель своего и Малюты Скуратова вояжа в Тверь, Басманову оставалось сделать два шага. Да нет, уже и этих шагов не надо делать. И Басманова пробил холодный пот, потому как он увидел себя на краю пропасти, и даже нога была занесена над бездной. И хотя он отказался и думать о том, зачем его послали в Тверь, истина обнажилась помимо его воли и была страшна. Для ужаса, какой охватил неробкого Алексея, было много причин. Как ему захотелось забыть о них, избавиться раз и навсегда, вырвать из памяти, из груди! Но, оставаясь воином, он понимал, что избавление от всего совершенного им и от того, что он ещё может совершить, придёт только с его смертью.
