Знал пастырь православной церкви, что вместе с Иваном Грозным приближается и его, Филиппа Колычева, смерть. Нет, он не поладит с царём-извергом, о чём бы тот ни просил, ни умолял. Он пошлёт ему анафему на времена вечные. Он отлучит его от церкви, от православной веры, царя не русской, но литовской, татарской и черкесской крови.
Всё так и будет. Проклятие святого Филиппа повиснет над Иваном Грозным, как карающий меч. Он умрёт в муках, которые не претерпевали казнимые им россияне.
Правда, Филипп не знал, что впереди царя спешили в Отроч монастырь его любимец и палач Малюта Скуратов и в чём-то пошатнувшийся, уже ощутивший немилость государя боярин и конюший Алексей Басманов. С первым из них и случится у митрополита всея Руси последняя смертельная схватка.
Пьяный Степан Кобылин, скаля в смехе лошадиные зубы, покинул камору. И едва захлопнулась за ним дверь, как наступившая короткая тишина оборвалась, подобно тонкой нити. За стенами вновь что-то завыло, над головой загремели по жести камни-капли. Палачи в который раз попытались разрушить-уничтожить духовные силы Филиппа, сломить непокорного, довести его до состояния бессловесного скота. Всё это Филипп хорошо усвоил за время заточения. Но он верил в себя и знал, что сумеет сохранить человеческий облик и силу духа. Сие стало сутью борьбы Филиппа с царём Иваном. И в этом ему помогали молитвы, акафисты, каноны — всё то, что он помнил наизусть из церковного достояния.
Когда-то Фёдор Колычев думал прожить долгую жизнь. Но пришёл час, и кому-то могло показаться, что он попал в безвыходное положение. Его, пастыря российских христиан, убивали. И сам Филипп чувствовал приближение исхода, уготованного ему Иваном Грозным. Но лукавый царь ошибался. Дух Филиппа оказался сильнее, чем представлял себе самодержец. И дух Филиппа улетел из злосмрадной каморы, из мира мучений, боли и слёз. Он словно птица вознёсся в другую жизнь, сияющую солнечным светом. Он попал в окружение любящих его родителей, братьев, сестёр, добрых дядюшек, тётушек, улетел в мир большого и славного русского рода Колычевых.
Ещё гремели по железу терзающие разум звуки, ещё стояли за дверями тати-опричники, но его, не Филиппа, а Фёдора Колычева, уже не было в каморе. По росной траве, под чистым ясным небом он бежал берегом голубого Онежского озера. А оттуда — ему это ничего не стоило — полетел на Волгу, в Старицы, где встретил радость и счастье молодости.
