При виде совы с обрывком, зажатым в клюве, его точка зрения на ситуацию круто переменилась. Как повезло, что он один в комнате! Вот было бы здорово, если бы птичка вручила ему послание на улице, в окружении любопытных кузин. Впустив сову, он бросился к чемодану за сиклями, на случай, если она почтовая. Но та, оставив клочок на подушке, отбыла восвояси.
Рики развернул свернутый вдвое листок и почему-то сразу узнал почерк, хотя замечаний в своих контрольных работах, им написанных, не видел полгода.
«Риккардо! Мне дали знать, что сегодня ты побывал в школе. Буду рада видеть тебя завтра до полудня и специально приду. Профессор Убриокарра».
Карлотту не интересовало, получится ли у него исчезнуть из дома снова и именно тогда, когда она приглашает. Но сейчас не следовало заставлять себя ждать.
На улице Рики не преминул поделиться с братом тем, как относится Пеппе к возможности перевоспитания Упивающихся смертью. Он также рискнул предположить, что многие согласны с Пеппе, и самый простой и действенный выход во все времена — это острый кинжал.
— Я бы сказал, это последнее средство, ведь после него уже ничего не исправишь, — сказал Пит. — Хотя ты прав, мне частенько жаль, что нельзя им воспользоваться.
— Наверное, местные колдуны имеют другие представления о правосудии, — предположил Рики. Вечер выдался действительно прекрасный, теплый, и ему совсем не улыбалось начинать принципиальный спор с братом.
— Между прочим, в немагической Италии отменена смертная казнь, — проинформировал Пит. — Что касается кинжала, то я иногда балуюсь фехтованием в школе, и…
К несчастью, про фехтование услышали сестры, так что Пит уже не смог от них отвязаться.
Сон, который явился Рики в ту ночь, наутро, пересказывая брату, он назвал «мешаниной моих тайных страхов и свежего воздуха». В нем сначала появился Барон, почему-то в океане. Океан казался огромным и безбрежным, но Барон был больше. Потом явился кентавр, он бил копытами на скале и также выглядел огромным, но на фоне валунов, на лысой горе терялся, подобно точке. А еще в небе летала какая-то птица. Все существа были как бы в одном месте, и одновременно — каждый на своем.
«Можно иногда нырять на глубину, малек, — булькал Барон, постукивая по воде хвостом, — но, в общем, это не для тебя».
Кентавр, гнедой и очень красивый, вскидывал копыта, словно горячий конь. «Каждому дана его опора. Когда нет дороги, лучше не двигаться с места», — доносилось тихое ржание.
