В его глазах вспыхнул бойцовский огонь. Возбужденно потерев руки, он взял свои барабанные палочки, протянул их через прутья клетки и беспорядочно застучал по среднему барабанчику. Скользуны вздрогнули и отпрянули. Продолжая барабанить не в такт, Фарго начал исполнять свой концерт для тенора с ударными так фальшиво, как только мог себе позволить.
– Пой, Эйнкан! – приказала Олбани. – У тебя еще лучший талант к плохому пению, чем у Норби.
Придворный ученый затянул песню. Возможно, это была его собственная версия иззианского национального гимна, хотя никто не смог бы утверждать с уверенностью. Поморщившись, остальные иззианцы кивнули друг другу и храбро запели национальный гимн каждый на свою мелодию.
Заргл кружила над Скользунами, в невероятно ускоренном темпе распевая одну из джемианских колыбельных (трудных даже в медленном исполнении). Время от времени она выдыхала язычки пламени, внося еще большее смятение в ряды Скользунов.
– О, сладкая тайна жизни! – заверещала Олбани, у которой никогда не было настоящего сопрано.
Но ужаснее всего звучал фальцет Йоно, исполнявшего вариации на тему «Дубинушки». Он завопил «Эй, ухнем!» прямо на Скользунов, прикрывавших дыру в стене клетки, и вскоре те в панике разбежались.
Закончив свой концерт, Фарго помедлил и задумчиво сказал:
– Здесь нужно кое-что доработать. Думаю, мне понадобится бас и один женский голос.
– Фарго, не забывайся! – крикнула Олбани. – Скользуны с твоего края почти совсем не расстроены. Продолжай фальшивить, ладно?
– Хорошо, дорогая, хотя это причиняет мне огромные страдания, – грустно отозвался Фарго и запел замогильным голосом:
Вперед, вперед, Патрульный Флот,
В атаку, храбрецы!
Отринув сомненья, вступайте в сраженье,
За мною, мои удальцы!
В этот момент Олбани бросила в него спальным ковриком, вызвав диссонирующий возглас, отчего Скользуны стремглав бросились прочь. Потом Фарго переключился на арию из «Паяцев». Его безобразный итальянский вкупе с нестройным барабанным боем сделали исполнение особенно невыносимым.
У Джеффа, чей голос всегда ломался, когда он пытался петь тенором, не было проблем. Он выбрал «Деревья» Килмера – песню, которую никогда не любил раньше. На этот раз его голос ломался от глубины чувств, когда он завывал:
Ах, никогда не встретить мне
Мою принцессу при луне…
– Великолепно! – громыхнул адмирал. – Мы заставили их отступить!
– Но они все еще окружают нас, – заметила Эрика. – Сейчас они не могут нас ужалить, но как нам пробиться через них? Мы же не можем вечно петь фальшивыми голосами.
