Первые дни плавания у меня, конечно, ушли на детальное знакомство с «Богатырем». Я облазил его весь — от знойного, полного гула машинного отделения до марсовой смотровой площадки на топе фок-мачты.
Я забрался даже в трубу «Богатыря». Это оказалось не так сложно, потому что труба была фальшивой, установленной лишь по традиции, для красоты. На самом деле в ней помещалась радиорубка, а настоящая выхлопная труба из машинного отделения находилась в борту судна у самой ватерлинии, совершенно незаметная для глаз.
Высоко над палубой поднималась штурманская рубка, похожая из-за множества всяких новейших навигационных приборов тоже на научную лабораторию. Здесь царили тишина и строжайший порядок, за поддержанием его бдительно следил капитан Аркадий Платонович Щербатых. Он был полный, круглолицый, румяный, весьма добродушный на вид. Но скоро мы все убедились, что внешность у Платоныча была обманчивой.
Капитан оказался строгим. Уже в первые часы плавания он начал донимать нас всякими запретами, их зычно провозглашали по всем палубам и каютам репродукторы. Запрещалось курить на всех палубах, кроме шлюпочной. Запрещалось курить лежа на койке в каюте. Запрещалось выбрасывать окурки за борт, играть на палубе в неположенные часы на гитарах и других музыкальных инструментах, опаздывать в столовую и свистеть (это, видимо, чтобы не накликать непогоду — дань морским суевериям)…
«Богатырь» строился специально для морских исследований, и все на нем продумано до мелочей. Среднюю часть палубы занимали мощные лебедки с намотанными на барабаны километрами тонкого и необычайно прочного нейлонового плетеного троса.
Специально сконструированный гидравлический кран был предназначен для спуска за борт исследовательского глубоководного кораблика, которым особенно гордился Сергей Сергеевич.
«Батискаф», — записал было я в блокнот, но Волошин тут же поправил меня:
— Назвать так это судно было бы технически неграмотно. Наш снаряд не имеет поплавка и предназначен для средних глубин, до шести тысяч метров. Так что правильнее его называть мезоскафом от греческого «мезос» — середина. Предельные глубины нам не нужны, зато он куда более маневрен, чем обычные батискафы.
Установленный на особой площадке мезоскаф напоминал подводную лодку с тупой, округлой носовой частью или, пожалуй точнее, громадную торпеду. Длина его достигала десяти метров.
Над палубой мезоскафа выступала рубка с установленным на ней большим винтом, что делало подводный корабль похожим отдаленно на вертолет. Сергей Сергеевич объяснил, что мезоскаф так точно рассчитан, что имеет в воде почти нулевую плавучесть. Винт, вращаясь, позволяет ему свободно перемещаться то вверх, то вниз. Для всплытия же на поверхность нужно продуть водяные цистерны, а в случае какой-нибудь неполадки автоматически сбрасывается стальной балластный киль.
