Поздно. Розетка горелки, установленной над камнем, уже светилась веселым солнечным светом, а в кухне запахло нагретым маслом. Я поспешила заняться выпечкой лепешек и не думать о том, чего исправить все равно уже нельзя. Как говорит Луизьена: «В тележке, куда запряжены три лошади — воспоминания о былом, тоска по несбывшемуся и старые обиды, невозможно уехать по дороге, ведущей к счастью». И она, как всегда, права… Но кто бы знал, как часто я теперь вспоминаю хотя и непростую, но понятную и уверенную жизнь, какой жила рядом с ней.
Завтракать я решила не в кухне и не в столовой, а на веранде и вскоре уже сидела в плетеном кресле, макала в мед теплые лепешки и запивала холодным молоком, найденным в шкафу с белой печатью. И пыталась разобраться с магией, так внезапно ворвавшейся в мою жизнь и уже начавшей перекраивать мое будущее на совершенно невозможный, ошеломительно новый лад.
Только теперь до меня начала во всей полноте доходить истина, которую я не могла принять еще вчера утром. Я больше не подчиняюсь никому из тех, кому обязана была подчиняться ранее. Ни императору, ни его родне, ни его правосудию и порядкам. Отныне меня защищает и судит только Сарканская цитадель, и от ощущения небывалой свободы просто захватывало дух.
Я представила возвращение в свой родной дом, жалостливые взгляды слуг, вздохи тетушек, которые немедленно примчатся меня опекать, и неожиданно поняла, что больше ничего этого не боюсь.
Хотя это неправильное слово, я никого из них и раньше не опасалась. Просто неприятно было представлять поток направленных на меня высокомерно-сочувствующих взглядов, покровительственных улыбок и многословных снисходительных советов, как и где девушка моего возраста должна искать себе достойного мужа.
И ведь даже намекнуть нельзя было наивным родственницам, насколько больше их самих я знаю о жизни и мужском коварстве, а кстати, и о женском тоже. И давно поняла, у лживости и подлости нет пола, они одинаковым дурманом расцветают как в мужских, так и в женских душах.
На веранду прибрел довольный, сытый Кыш, нехотя, из вежливости, сжевал кусок лепешки и развалился на нагретых солнцем досках пола. Некоторое время я чесала ему за ушком, потом, припомнив способность магов отличать напоенные силой вещи от пустых, немного помучилась, пытаясь с закрытыми глазами увидеть ауру Кыша. Но вскоре вспомнила о собственной способности не замечать сырой силы и разочарованно оставила это занятие. Как я начинаю понимать, увидеть подобное волшебное зрелище мне не удастся никогда. Зато я уже умею зажигать огонь и скоро смогу не таскать повсюду свою зажигалку и покупать к ней напоенные магией камушки.
