Золото и медь. Корона солнечных эльфов | страница 20



измотанные дракой, лежали на земле, с разбитыми носами, сопя от боли,

тошноты и упрямства, и сверлили друг друга бешеными взглядами. В этих

битвах Кравой, пожалуй, научился большему, нежели на всех уроках в

храме Солнца — научился продолжать бороться, даже когда битва уже

проиграна, презирать боль и усталость ради достижения единственной

выбранной цели и не падать духом, сталкиваясь с неудачей. Кто знает,

быть может, именно эти качества позже помогли ему вырвать признание

дневного светила, став старшим в храме Краана… Но даже если это было и

не так, там, в затоптанной ногами пыли, среди града ударов и жестокого

упрямства он приобрел себе друга — лучшего друга, с которым можно, не

раздумывая, отправиться в самое опасное путешествие, и который никогда

не откажет в этой просьбе.

Они стали друзьями на всю жизнь — хотя и продолжали исподволь

соперничать; в будущем зона этого соперничества постоянно расширялась

и росла, как растут размеры и цена игрушек по мере взросления хозяев.

Теперь их волновали уже более весомые вещи — признание своего народа,

высокие должности, восхищение других эльфов; тогда же к этому

соревнованию добавилась еще одна негласная грань — соперничество в

умении привлекать женские взгляды, которое, впрочем, было скорее не

самоцелью, а лишь одним из элементов сложной игры, составляющей

жизнь мужчины, — и, надо сказать, признанного победителя в этом умении

среди них двоих до сих пор не находилось — так же, как и во всем

остальном, ибо их честолюбие было равно в своем упорстве и

неуступчивости.

Правда, на этом сходство и заканчивалось, ибо их характеры различались

разительно. Возможно, они и сошлись именно потому, что были настолько

разными — они словно дополняли друг друга, обладая каждый качествами,

отсутствующими у другого. Так, глубина и сила чувств и мыслей,

свойственная старшему жрецу, с лихвой уравновешивалась той

непринужденной, искрометной легкостью, с которой шагал по жизни его

друг, а цепкая верность Кравоя в том, что касалось любви, разительно

контрастировала с невероятной, почти сверхъестественной влюбчивостью

Коттравоя, разбившего сердца доброй сотне эльф.

В его жизни было две главных страсти — лошади и женщины; и теми и

другими он искренне восхищался, проводя в их обществе большую часть

своего свободного времени, и, что характерно, и те и другие платили ему

полной и безоговорочной взаимностью. Вне работы его можно было часто

увидеть в компании двух, а то и трех эльф — весело смеющимся и несущим