Словом, у нас сложился своего рода распорядок дня — Лидия молча мешает раствор, я бегаю с вёдрами за песком, а мама офтальмолога причитает над раствором: «Мой сын, учёный, и па-рик- ма-херша!» Так продолжалось довольно долго, пока Лидия не задала вопрос:
— Твой учёный в Бога верует?
— Ну, крещёный.
— А парикмахерша?
— О, эта лиса даже на клиросе поёт. Такая лиса, ути-пути!
— Про лиру потом, — оборвала её Лидия, — про моих деток послушай сперва. Я трёх сынов родила и взлелеяла — красивые, сильные, как дубки. И был у нас дом — полная чаша, самый богатый дом на селе. Говорили мне люди, да я не верила, что муж мой колдун и свекровь колдунья, а я хорошо с мужем жила. Оба деньги любили, скупали золото — на случай инфляции надёжней всего. Раз иду мимо церкви, а там людей крестят. И я покрестилась с одной мыслью, чтобы крест золотой носить. Вернулась домой после крещения — крест под пальто, его не видно, а колдун мой позеленел — затрясся весь и рычит по-звериному: «Не снимешь крест, детей погублю!» Прогнала я его, ушёл к матери. Дом-то родительский был — мой. А колдун ночами в окошко стучится: «Выбрось крест и вернись ко мне. Дети мои, мои, запомни, и я их навек с собой заберу». Мне бы тогда же бежать в церковь и успеть детей окрестить! А через ночь мне звонят из милиции: «Старший сын твой убит в драке, а перед смертью сам человека убил». Распахнула я дверь — несут сына, а колдун при крылечке стоит: «Один уже мой. Может, помиримся, и теперь-то ты снимешь крест?» — «Теперь, — говорю, — крест Христов не сниму». На поминки пришёл. Я не хотела, но родня зашумела: всё же отец. С младшим сыном о чём-то стал разговаривать, а сын рванулся, схватил двустволку и застрелился у меня на глазах. Некрещёные оба и неотпетые, даже в церкви не помянуть. Только среднего сына силком окрестила. А толку? Пьёт, блудит, мат-перемат. А недавно ослеп от водки. Может, это для вразумления, и Господь его вразумит?
После этого разговора Лидия замкнулась и ушла от нас на другое послушание. Видно, тягостно ей было наше сочувствие, а такое горе ни с кем не разделить.
Про парикмахершу моя москвичка больше не заикалась. А перед отъездом долго пересчитывала деньги и, решив, что на билет хватит, купила на рынке роскошную кофту из ангорки:
— Лидочку жалко. Подарю Лидочке.
Лидия приняла кофту спокойно и с опытностью товароведа ощупала швы:
— Настоящая ангорка. Не подделка, — а потом равнодушно вернула кофту: — У меня таких кофт — целый шкаф забит. А ковров, хрусталя, ювелирки! Недавно ездила дом заколачивать — не вернусь я больше туда. Зашла в сени, и вдруг почудилось, что там мой сыночек в испуге стоит. Самый младший, самый любимый. Сладкий мой, бедный несчастный сынок! Не крестила я деток, значит, убила, и на Страшном Суде с меня спросит Господь.
