Итальянские впечатления Заболоцкого воплощены в трёх его стихотворениях – «Случай на Большом канале», «Венеция», «У гробницы Данте». После публикации двух первых переводов в «Литературной газете» в январе 1958 года автор исключил их из основного свода своей лирики. Причина, по мнению Заболоцкого, в определённой конъюнктурности сочинений. Но «У гробницы Данте» осталось в своде его стихов. Лишь четвёртая строфа звучит как нечто случайное, почему-то допущенное автором, она не выдерживает самого малого сопоставления с другими четырьмя строфами. Хотя причины появления этой строфы сегодня совершенно ясны и понятны.
«У гробницы Данте» воистину грандиозное создание. Оно отмечено редкостной изобразительной силой, которая несёт в себе нечто живописующее и самого Данте, и автора стихотворения; их гений, муки и страдания. Стихотворение имеет форму монолога и прямой речи великого итальянца. Без всяких стилизаций и ухищрений. Просто нагая мощь. Стихотворение от первого лица – это первое лицо – Данте. Решиться на такое уподобление может лишь личность гениальная и героическая. Стихотворение пронизывает напряжённое отчаяние, которое внушает сам мир в те далёкие времена и в не меньшей степени во времена наши. Это гениальная попытка преодоления людских мук и страданий, безумия исторического потока. Странно, что эта лирическая пьеса за редчайшими исключениями не вызывала должного интереса и внимания. Вот эта сила, красота и мученичество в исполнении русского лирика, растворившегося в тени великого художника далёкой средневековой Европы. Это трагическое признание как бы самого Данте.
У гробницы Данте
Мне мачехой Флоренция была,
Я пожелал покоиться в Равенне.
Не говори, прохожий, о измене,
Пусть даже смерть клеймит её дела.
Над белой усыпальницей моей
Воркует голубь, сладостная птица,
Но родина и до сих пор мне снится,
И до сих пор я верен только ей.
Разбитой лютни не берут в поход,
Она мертва среди родного стана.
Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,
Целуешь мой осиротевший рот?
А голубь рвётся с крыши и летит,
Как будто опасается кого-то,
И злая тень чужого самолёта
Свои круги над городом чертит.
Так бей, звонарь, в свои колокола!
Не забывай, что мир в кровавой пене!
Я пожелал покоиться в Равенне,
Но и Равенна мне не помогла.
1958
Стихотворение впервые было напечатано уже после смерти автора в журнале «Новый мир» (1959, № 4). Для Заболоцкого эта победа над «временем и тяготением» не случайна, а потому и стала потрясающим памятником великому итальянцу, великому русскому, великой поэзии и обычной судьбе.
