В воскресенье и в праздники было иначе. Жюль брился, надевал другую одежду. Варили суп из свежего мяса, а не из солонины. Больше пили и раньше начинались драки. В поле не выезжали, но дома работали.
Вывозит Жюль из конюшни навоз, а мимо идет Жако. На могильщике черный сюртук, шляпа-котел, глаженое белье, и виден из под бороды голубой галстух. В руках коротенький и толстый молитвенник.
— Второй раз прозвонили. Отчего к обедне не идешь?
— К обедне?
Жюль, напрягаясь, подсовывает вилы под толстый слой сильно утоптанного навоза.
— Зачем я пойду к обедне?
— Все же Пасха сегодня, богу помолиться.
Вилы с навозом подняты в воздух и затем опрокинуты в тачку.
— А твой бог отвезет мне навоз в поле?
— Отвезет, как же!
— То-то же! Он не беспокоится…
Жако задирает кверху голову, мотает ею, и под бородой распластывает галстух, к которому не привык и который стесняет.
— Богу зачем беспокоиться? Он у нас с ренты живет, ему хлопотать незачем.
— Он за меня работать не станет, — с мрачной серьезностью говорит Жюль, — ну и больше ничего.
— Он бы хоть работника своего тебе в помощь послал, — подмигивает Жако. — Святого какого-нибудь.
— Он себе свое дело знает, а я свое. Вот и все.
— Святого он бы, пожалуй, и не пожалел, да всех их за водкой услал.
— Вот и весь разговор, — по прежнему мрачно ворчит Жюль.
— Праздник, ему тоже пососать хочется.
— Он свое знает, а я свое знаю. Только и всего.
Жако корешком молитвенника скребет себя по шее, под бородой: мешает галстух!
— Старенький ведь бог. Кашляет… Может, и натереться спиртом хочет. Святую Магдалину позовет: на, скажет, Магдалина, натри мне поясницу спиртом.
— Докторшу бы позвал, — советует Жюль. — Она ему сейчас трубку свою всунет.
— Ах вы свиньи! И не страшно вам говорить такое? — кричит Эрнестина, показываясь на пороге. — Оттого вам и счастья нет, что вы такие пакости говорите.
— Да бог не услышит, — успокаивает Жако Эрнестину. — Говорят тебе, он старенький. Глухой, как кобыла тетки Мариолоты.
Тачка уже наполнена. По доскам, как по рельсам, Жюль вывозит ее на улицу и сваливает к огромной куче старого спресованного навоза. От свежего кверху поднимается белый пар. Жюль задумчиво смотрит на него и медленно произносит:
— Ничего… перепрел здорово.
— Кто это, бог? — спрашивает Жако.
— А?.. Да нет, я про навоз.
— Ну, я думал, бог перепрел.
Жюль устал разговаривать. И надоело ему. Запутанное что то, сложное, а зачем?.. Ничего, хороший человек Жако, подходящий. Но всегда разговаривает. Идешь в церковь, иди! Иди, когда идешь. А то останавливается, — и разговор.
