Большой хитрец | страница 7
- Почему же?
- Опять "почему"! А если сомневаешься, то объяснять не хочу. Он был не чета нам - хозяин, настоящий мужик. Один такой на сто километров, а теперь и на тысячу не найдешь... - Мой гость задышал тяжело и расстегнул пиджак, потом резко взглянул мне прямо в глаза, точно усомнился в чем-то, точно решил что-то проверить. - Правду говорю. Теперь таких нет, да и в те годы редкость. Какое благородство, да!.. Он в соседней деревне Дерюгино завел крупорушку. Там и мучку молол, там и лошадок держал и мясным скотом занимался... Там, говорят, и принял свой смертный час. Там? - Его глаза нацелились на меня.
Я промолчал. Он повернулся ко мне всем телом и вытянул шею. Я чувствовал, что он злится. Шея была высокая, жилистая, как у жирафа. На этой шее чутко подрагивала сивая голова.
- Изменились вы, Николай Поликарпович. Вчера я вас еле узнал.
- Это старость, коллега. Ее не отменишь, не запретишь. Помните, черт луну запрещал?
- Что-то не помню...
Он сделал вид, что не расслышал мои слова. Стул под ним ожил опять и заскрипел. Большое костистое тело ворочалось, передвигало плечами, наклонялось то вперед, то назад. Наконец стул стал успокаиваться...
- Я в санатории подружился с одним казахом. Так он любил приговаривать: "Жизнь пройдет - ветер дунет". Вы слышите меня, да? Так вот, ветер, миленький мой, значит, ветер. И я его слышу все время, слышу. Он ледяной, он мерзкий, и каждая ветринка - прямо в лицо. Даже ночью под одеялом постоянно мерзну, страдаю. А на груди как льдинка лежит. Я сброшу ее, а она тут как тут. Даже в жару мерзну. В любом костюме мне холод, даже в тулупе... И ноги тянет, а то озноб. У меня ведь они ломаны на лесоповале. А теперь аукнулось, да. Скоро, видно, совсем околею.
- Зачем вы так? - Я хотел еще что-то добавить, ведь мне уже стало его жаль, и он догадался:
- Вы меня не жалейте. Лучше ответьте на два вопроса. Или на три...
- Какие вопросы?
- Ну, во-первых, скажите... - он почему-то затих, затем поднялся со стула и опять подошел к портрету. - Значит, скажите, при каких обстоятельствах убили Васю, то есть вашего деда? Это же случилось уже после нас. Моя семья уже обживала пермскую землю и мерзла в сугробах... Итак, я слушаю, говорите. - В его голосе возникли прокурорские нотки, но я ответил спокойным тоном:
- Деда, рассказывают, взяли прямо на мельнице. А с ним еще несколько мужиков. Потом всех вывели за деревню и сделали залп...
- Постойте. Хватит! - Он почти закричал на меня. Я даже вздрогнул, а он продолжал: - Как ты можешь спокойно! Таких людей погубили, а ты "залп"... Но что значит залп? Если так отвечаешь мне, то больше не задам ни вопроса.