Денниз чувствовал себя слишком плохо, чтобы присутствовать на шведской премии «Грэмми» в 1998 году, где его и Макса удостоили специального приза за успешное продвижение шведской музыки за рубежом. Однако ранней весной он приехал в студию и начал работать над дебютным альбомом Джессики Фолкер. «Я просто влюбилась в него. Это было невероятно, – говорила она позже. – Это был потрясающий человек с огромным сердцем, очень щедрый, с великолепным чувством юмора. Одно его присутствие дарило радость».
Бритни с Фелицией и Лантом приехала в Стокгольм в конце апреля. Перед записью …Baby One More Time 2 и 3 мая они управились с Sometimes Йоргена Элофссона, балладой в среднем темпе, которая должна была стать вторым синглом. Как сказал Лант, «между Sometimes и …Baby One More Time заложен шаблон всей карьеры Бритни – с одной стороны, невинная девочка, с другой – сексуальная Лолита».
Денниз не появлялся в студии в мае 1998 года, пока там работали Бритни и Стив Лант. Бритни ни разу его не видела. За все отвечал Макс Мартин. Несмотря на эмоциональное напряжение, по впечатлению Ланта, Макс был «с головой в деле» во время записи с Бритни, хотя иногда он и замечал у него в глазах слезы. Вместе со звездной командой студии Cheiron – Максом Мартином, Рами Якубом, Кристианом Лундином, Пером Магнуссоном, Дэвидом Крюгером, Йоргеном Элофссоном и Андреасом Карлссоном – они записали аж шесть песен за десять дней, в том числе четыре сингла с дебютного альбома.
Спустя несколько недель после отъезда Бритни Денниз чудесным образом вернулся в студию. «Без семидесяти килограммов и волос – он был призраком былого Дагге, – рассказывал Карлссон. – Штаны на нем висели мешком из-за потери веса, а голову он прятал под черной кепкой. Это было невыносимо, все время хотелось обнять его».
В середине июня, когда в Швеции отмечают праздник середины лета, Денниз, казалось, шел на поправку, но вскоре его состояние ухудшилось. Макс и Лундин наведывались к нему домой, и они часами играли в компьютерные игры, пока не приходило время возвращаться в студию и работать над тем, чему положил начало гений Денниза. «Было совсем не весело», – говорит Лундин.
Сестра Денниза, Анн-Катрин, вспоминала: «Он очень волновался за своего сына – тот был еще совсем маленьким, – Даниэлю исполнилось десять. – Мне кажется, из-за этого Дагге переживал больше всего – он боялся, что не сможет быть рядом с сыном». Даниэль рассказывал: «Я ходил навещать его, и он до самого конца продолжал играть в игры и собирать пазлы в больнице, хоть и периодически засыпал под действием морфия. Это мои самые тяжелые воспоминания из того времени. Я пытаюсь не представлять себе его бритую голову; он очень похудел и непроизвольно дрожал, лежа на кровати. Я изо всех сил стараюсь помнить только того жизнерадостного папу, каким он был раньше».
