– Я встаю в четыре часа и работаю до семи, когда просыпаются дети и начинают просить завтрака, но они меня не отрывают от дела до девяти часов, когда Клара, моя старшая дочь, уходит из дома. Тогда я должен, вместо неё, смотреть за детьми, которые беспрестанно мешают работе. Но к двенадцати часам Клара возвращается, мы обедаем и я до часу отдыхаю. Потом опять работаю часов до девяти или десяти, иногда и до одиннадцати.
– Сколько же вы переведете, работая без отдыха целый день?
– Иногда удается перевесть целый печатный лист, а это не безделица, г. Эриксен: – посмотрите, какой мелкий шрифт, и таких страниц в печатном листе считается шестнадцать.
– Да, не безделица! сказал с горькою усмешкою Артур. – Сколько же вы получаете за перевод такого огромного печатного листа? Вероятно, порядочную сумму?
Блафферу было очень-неловко и досадно; он сердито оправлялся, крутил волоса, чесал переносицу и, наконец, не выдержав, опять попробовал замять разговор:
– Да, что делать, каждый из нас должен трудиться! Иначе невозможно жить в цивилизованном обществе. И когда подумаешь, сколько есть на свете мильйонов людей, участь которых тяжеле нашей, примиряешься с судьбою. В этом отношении книга, которую переводит г. Штайгер, превосходное утешение. Подумайте только, сколько страдать приходится бедным неграм!
– Вы опять уклоняетесь от настоящей тэмы разговора, перервал Артур: – я хочу узнать от г. Штайгера, сколько получает он за печатный лист?
– Гульден и тридцать крейцеров, сказал старик.
– Гульден и тридцать крейцеров за четырнадцать часов утомительного, убийственного труда! Нет, я не верю! Это ужасно!
– Что ж делать, г. Эриксен, кротко отвечал старик: – я разделяю участь всех поденьщиков, и в-сущности еще имею ту выгоду, что никакая погода не мешает мне работать.
Блаффер принужденно улыбался.
– Меня радует ваша улыбка, г. Блаффер, сказал живописец: – кто не имеет достаточного запаса невозмутимой веселости, тому грустно жить на свете. Теперь, если угодно, мы можем переговорить в вашем кабинете о цене рисунков. Вас, г. Штайгер, я прошу подождать меня несколько минут, если можно. Нам идти по одной дороге.
Через две или три минуты книгопродавец возвратился в контору с довольным лицом и, вынув из кассы четыре талера, вручил их старику, любезно прибавив: – с удовольствием исполняю вашу просьбу, г. Штайгер; но у меня уж такое правило, чтоб все делать только по здравом размышлении. Я очень признателен вам за труды, потому что ваш перевод нравится публике. Число подписчиков дошло до двух тысяч, и я считаю обязанностью увеличить вам плату до трех гульденов. А когда подписчиков будет больше – чего можно ждать месяца через два-три… то-есть недели через две, хотел я сказать, прибавил он, заметив, что живописец холодно и серьёзно посмотрел на него: – то-есгь недели через две, а Бог даст, быть-может, и на следующей неделе, можно будет и еще несколько увеличить ваш гонорарий.
