Я тоже сделала ошибку. Ответила вниманием на предложение Долгова, его товарища-поэта, поведать о его личной жизни. Тот же, словно боясь, завёл меня в безлюдное место на окраине – и здесь, под мостом, в душном и пыльном вечернем сумраке, доверительно-пониженным, чуть не дрожащим голосом поведал о его бывшей подруге, наркоманке, неказистой на вид, пустой и вульгарной, с которой «эпатажный писатель» расстался два месяца назад, но которую всё равно всё ещё любит… Она уехала во Францию, наверно, лечиться за счёт какой-то богатой родни, но, судя по всему, ещё вернётся…
Доложив сие, он даже попытался, дурачок, взять меня за руку! Я вырвалась и отрезала: «Ложь!»
Но потом я подсознательно стала повторять этот жест.
– Отпусти. Ты меня достал. Тебе ведь всё не нравится. Всё плохо. Зачем так жить? Так нельзя, понимаешь! – это говорю я. Оказывается, это возможно: одновременно и хотеть наговорить человеку отборнейших гадостей, и – безумно желать вцепиться в него, обнять, прижаться всем телом и, замерев, раствориться в нём.
Не останавливало меня даже то, что история с диссертацией «о девочках» продолжилась: не раз он, выпив, обсуждал с Логиновым (а иногда даже, как бы путая собеседников или намеренно, начинал и со мной), что «нет сил», «надо всё бросить» и махнуть… в армию! (куда их обоих, известных «Masters of Procrastination III» – «до третьей пересдачи!», не раз отсылали с последних курсов, но загремел с 5-го один Логинов).
Помню, как задевало меня и то, что не только Долгов, но и все мои новые знакомые из так называемой рок-тусовки, а иногда и окружающие журналисты, когда в разговоре в моих оговорках всплывали две простых русских фамилии, сразу улыбались, кивали, затем крутили у виска, а под конец произносили: «ну, это чума!» Алгоритм почти всегда и у всех был один и тот же! А когда я несколько раз случайно наткнулась на знакомую фамилию (сначала даже, мне кажется, на знакомый стиль!), скромно прицепленную к коротенькой колоночке в совсем неожиданных местах (газетах и журналах), одновременно чувствовала укол в сердце и ожёг пальцев.
Как-то на мой вопрос об их с Логиновым пресловутой затее именовать себя гениями, а часто и в быту вести себя в стилистике «не от мира сего», он просто ответил: гений – это тот, в ком происходит настоль напряжённая схватка добра и зла, что на остальное ему не остаётся сил.
И расшифровал для меня: когда я вижу, что меня слушают, понимают, хотят слушать и понять, я как бы преображаюсь, а с незнакомыми или с упёртыми-закостеневшими людьми я просто молчу и улыбаюсь, иногда и не улыбаюсь, иногда злюсь и, что совсем непростительно, жалею себя. Но я этот пассаж, адресованную лично мне исповедь, пропустила мимо ушей, не поняла!..
