- АПЧХИ-АПЧХИ-АПЧХИ!
Из другого угла вагона тут же раздался гнусный голос, который заискивающе произнес: - Будьте здоровы, уважаемая тетушка.
- ЦЫЦ, - раздался в ответ грозный бас тетушки Манефы: - Проныра, живо ко мне! - продолжал тот же властный голос.
Что-то зашуршало, закряхтело и тот, кого называли Пронырой, наступая своими дырявыми сандалиями на пакеты и мешки с письмами и игрушками, стал пробираться к тетушке.
- Слушай меня внимательно, - сказал все тот же грозный бас. - Мы должны незаметно выбраться из этого вагона, пока нас здесь не застукали. Ты вылезешь из окна и поможешь выбраться мне следом. Ты все понял, племянничик?
- Понял, я все понял, - пролепетал испуганно Проныра и затряс в темноте головой в знак согласия.
В небольшое окошко последнего вагона просунулась голова Проныры. Внимательно оглядевшись по сторонам и убедившись, что никого поблизости нет, он быстро вылез из вагона. Тот, кого звали Пронырой, оказался длиннющим неряшливым парнем. На его длинных тонких ногах были надеты старые стоптанные башмаки и короткие брюки, дополнял этот странный гардероб мятый зеленый плащ с поднятым воротником и серая кепка, надвинутая на самые глаза. У Проныры был длинный противный нос в бородавках и лохматая немытая голова. Он постоянно шмыгал носом и подозрительно зыркал по сторонам.
- Держи скорей нашу сумку, - раздался злой голос из темноты почтового вагона. Проныра сунул в окошко руку и схватил небольшой саквояжик.
- Теперь мне помоги, безмозглый олух, - рявкнула тетушка Манефа, вылезая из окна вагона.
Через минуту рядом с долговязым племянничком стояла тетка с огненно-рыжей шевелюрой и красным как спелая слива носом. Она отряхнулась и, выплюнув на перрон вокзала дымящую папиросу, растерла ее каблуком своего мощного сапога. После этого она с перекошенным от злости лицом сказала:
- Нам нужно поскорей убраться отсюда, а то мы тут торчим у всех на виду. Нам нужно спрятаться гденибудь и все спокойно обсудить.
Они незаметно нырнули в густые зеленые кусты и бегом бросились в подъезд ближайшего дома. Открыв с помощью отмычки чердак, они забрались туда, плотно затворив за собой железную дверь. Проверив, нет ли кого-нибудь на чердаке кроме них двоих, тетушка Манефа шепотом проговорила:
- Я всю свою жизнь проработала воспитателем в детском саду. Эти мерзкие, негодные дети испортили мне всю жизнь. Я их ненавижу больше всего на свете. Потому что они только и делают что орут, плачут и капризничают. Я для того специально и устроилась работать в детский сад, чтобы наказывать их и бить ремнем. Я получаю такое громадное удовольствие, когда дети обливаются горючими слезами. Я тогда радуюсь и смеюсь. У меня тогда веселое настроение, и мне больше ничего в жизни не нужно.
