Однако у него были и более серьезные, политические, увлечения, унаследованные от отца, убежденного сторонника теории свободного рынка и предпринимательства, который построил собственный ювелирный бизнес. Его отец был увлеченным полемистом и побуждал Эрика следовать по его политическим стопам, учитывая то, как легко тот обращался со словом. Эрик же обнаружил, что не может убедительно говорить о том, во что не верит, поэтому он стал защищать исключительно идеи, в которые верил. В период финансового кризиса Эрика особенно заинтересовала роль центральных банков в поддержании правительственного контроля. Он пришел к выводу, что только беспрерывно работающие печатные станки позволяют правительствам сводить раздутые бюджеты и разжигать войны. Монетарная политика была для него особенной темой и стала одной из причин присоединения к Free State Project. Когда Эрик узнал о Биткойне, он увидел в нем кратчайший путь к достижению своей конечной цели: к миру без правительственного контроля. Эрик почти оставил свои попытки найти новую работу и продолжал тратить кредитные деньги, чтобы и далее распространять идеи Биткойна.
“Вам даже не придется голосовать за каких-либо политиков, чтобы изменить мир, – убеждал он собеседников. – Если Биткойн выстрелит, он изменит привычное мироустройство в течение десяти лет, не спрашивая ни у кого разрешения”.
Встретившись с Роджером лично, Эрик сразу понял, что у них гораздо больше общего, чем просто либертарианские убеждения. Они оба относились к идеалистическому крылу либертарианского течения, основным ориентиром которого было не сокращение налогов, а прекращение спонсируемых государством военных конфликтов, – те же идеи, которые вдохновляли и Росса Ульбрихта. В то же время ни Роджер, ни Эрик не были сторонниками воинственного анархического крыла либертарианства, не признающего властные и социальные структуры. Они оба выглядели презентабельно, как правило, носили свободные брюки и рубашки-поло, поддерживали разговор в уважительной, вежливой манере.
Во время конференции Эрик и Роджер с сожалением обсудили тот факт, что даже в среде либертарианцев, где у Биткойна были большие шансы обрести последователей, дело шло слишком медленно. Оба они встречали либертарианцев, которые усомнились в достоинствах американской валюты, но не были готовы признать Биткойн убедительной и надежной альтернативой. Проблема в основном заключалась в распространенном убеждении, что деньги должны быть чем-то обеспечены, например золотом. Один из основных поклонников золотого тельца, Карл Менгер, утверждал, что все успешные валюты произошли от товаров, обладавших внутренней стоимостью, или полезностью, еще до того как они стали деньгами. С этой точки зрения казалось, что у биткойна не было шансов – у виртуальных токенов в блокчейне не было никакого товарного наполнения. Однако, Эрик утверждал, что именно цифровая природа Биткойна является тем самым полезным свойством. Не в пример золоту, биткойны можно легко, просто и быстро перемещать в любые точки мира; кроме того, их гораздо легче делить и их подлинность можно элементарно проверить (а это те самые качества, которые обеспечивали золоту статус успешной валюты на протяжении тысячелетий).
