Читаю небо, как словарь,
как предсказания Предтечи.
И ветер, словно пономарь,
звонит и зажигает свечи.
«Уже давно не тревожит возраст…»
Уже давно не тревожит возраст.
Несутся дни бессловесной тенью.
И вдруг – пронзительный сердца возглас,
и вновь – забытое мной волненье.
И мне теперь бы такую малость:
святого утра услышав звуки,
переосмыслить души усталость
и рухнуть в небо, раскинув руки.
«Так и смотрела б, наверно, лет двести я…»
Так и смотрела б, наверно, лет двести я
на косогор, приукрашенный листьями.
Вот она – стройная рыжая бестия
с белым стволом и повадками лисьими.
Вспыхнула заревом в зелени ельника
и золотится кокетливым локоном.
Скоро вот так накануне Сочельника
будут светиться нарядными окнами
избы, что так разбрелись опрометчиво
и до скончания века не встретятся.
Лишь привечать будут каждого встречного,
кто на тропе возле них заприметится.
Будут смотреть черепичными крышами
в небо, что любит менять декорации,
и утешаться, что явственно слышимы
шелест и шорох продрогшей акации.
Ну, а зажжётся звезда Вифлеемская,
провозглашая Христово рождение, —
будет им радостна служба вселенская —
веры приятие и выражение.
Так вот смотрю я в окошко вагонное
и предваряю сезонов движение.
Лето ушедшее, осень студёная…
Где их начало и где завершение?..
«Очень сумрачно и промозгло…»
Очень сумрачно и промозгло,
у промокших дорог – простуда.
Начинает свой вынос мозга
ненасытный сентябрь-иуда.
Серебра ему явно мало —
золотые гребёт лопатой.
Но за что такая опала,
и по чьим векселям плата?
Чьи грехи отмывает осень,
проливая холодные ливни?
Под невинных порой косим,
а втихую тараним бивнем.
Вновь решают и боль, и лихо,
в ком сегодня принять участье.
А продрогшее небо тихо
предлагает свое причастье.
Храм Николы – защитника Можайского
Красного камня готический храм.
узкие окна, как будто бойницы.
Крест в бесконечное небо стремится
солнцу навстречу и буйным ветрам.
Место святейшее для прихожан.
клонят деревья опавшие кроны.
Колокол мечется, тихи поклоны —
мир на молитву вечернюю зван.
Всем нам своя предназначена роль.
в каждой душе и мольбы, и надежды.
Перед иконой снимают одежды
мысли и чувства, смятенье и боль.
Несотворимый сияет огонь.
Запахи ладана, воска и мирры[17].
Дух Николая – защитника сирых —
голубем белым летит на ладонь.
По прочтении Игоря Северянина
Если ветер в окно, если призрачна даль,
если радужна кромка рассвета,
если дней и ночей ты раскрутишь спираль,
то узнаешь все тайны поэта.
Если бросишь свой взгляд на левкой иль жасмин,
если сердце, как ласточка взмоет,
