Музыка жизни | страница 40
Музыка грозы
Гроза грозила, падала с небес
потоком ливня, ярыми громами.
Как будто небо вновь попутал бес,
решивший поквитаться нынче с нами.
Дрожали ветви, вымер птичий гам,
глотали лужи капли, звуки, струи,
и ветер хоронился по углам,
и рвал деревьев вымокшие сбруи.
Звучал Бетховен в зычных проводах,
и Гендель был похож на Гарибальди,
и, даже эхо повергая в прах,
над миром плыл великий шторм Вивальди.
«Открыла сада нотную тетрадь…»
Открыла сада нотную тетрадь —
бекары слив и персиков диезы,
душистые и сочные на срезе,
восьмушки вишен – просто не собрать!
Скрипичный ключ изогнутой лозы
в залитых солнцем гроздьях винограда.
Я их ноктюрну буду очень рада
и паузе парящей стрекозы.
И груш бемоль, и яблока пиано
слагаются в мазурку и кадриль,
и абрикос нежнейшее сопрано,
и ветер с клавиш смахивает пыль.
«Его душа над праздностью парит…»
В. Р.
Его душа над праздностью парит,
и взгляд его отнюдь не равнодушный,
и каждый вечер музыку творит
смычок послушный.
У неё была правда
(Марине Цветаевой)
Предзакатный прибой
…Мне имя – Марина,
я бренная пена морская…
…Сквозь каждое сердце,
сквозь каждые сети
пробьётся моё своеволье…
М. Цветаева
Люблю наблюдать предзакатный прибой
сквозь легкое марево зонта,
когда облака бесшабашной гурьбой
плывут за черту горизонта.
А краны в порту – словно стадо жираф,
изящно изогнуты шеи.
И катер танцует на пенных волнах,
как ветреный пращур Психеи.
Морская ракушка на глади песка
блестит перламутровым боком —
ей хочется в воду, заела тоска
по древним глубинным истокам.
И парус на рейде, и дымка вдали,
и воздух солёный и чистый,
и чайки ныряют в прибрежной мели —
ну, словом, шедевр мариниста.
Пусть шелест маслины, ласкающий слух,
твердит мне про жизнь без изъяна, —
а мне своевольный цветаевский дух
дороже. Мне имя – Татьяна.
Марина Цветаева
Твоя жизнь была «на высокий лад»,
равнодушная к чванному зрителю.
Твоя жизнь плела беспредельный ад,
как стихи в ночи по наитию.
Ты носила в себе глубоко в груди
Пастернака, Бернар, Аксакова.
Понимая, подделок хоть пруд пруди,
выбирала лишь сердцем – знаковое.
Одиночество – самый бесценный друг,
оберег от дурного глаза.
Открывала тетрадь ты, и как-то вдруг
появлялись за фразой фраза.
«Жизнь – вокзал» говорила и потому
не держала её, бренную.
И стихов изящную бахрому
поглощала волна пенная.
Но живёт среди нас своеволья дух,
словно лебедь, алкающий сушу.
Я тихонько читаю молитву вслух
за твою мятежную душу.
«Взгляд. Во взгляде – сердца боль…»
Но есть ещё услада:
Я жду того, кто первый
Поймёт меня, как надо —