— Не беспокойся, — Харрис тоже взял печенья, — его давно списали как погибшего в бою. У меня есть пара друзей в штабе. Не сильно важные шишки, но пару подписей поставить могут. О нем никто не вспомнит. Плюс я позаботился о том, чтобы его подчиненные были на острие атаки в Гетто. Почти никто не выжил.
— Опять Моцарт, — заметил Ивор. — Не очень люблю Моцарта.
— Почему же?
— Он кажется мне какимто слишком радостным, поверхностным, ненастоящим. Во всяком случае, в контексте современности.
— А мне нравится, — возразил Харрис.
— Каждому свое.
— Твоя правда. Еще чаю?
— Если можно.
Харрис разлил остатки из чайничка по чашкам. Напиток уже ощутимо остыл, но вкуса пока не потерял. Мужчины взяли еще сладостей: Харрис — печенья, а Ивор — карамельку.
— Джеймс, я не до конца уверен в том, что мы делаем. Да, мы выходим на финишную прямую, но я все еще не уверен в правильности нашего предприятия, — Ивор волновался, его речь окрасилась чуть слышимым акцентом, различить который могли только те, кто знал о его истинном происхождении, а из ныне живущих это мог сделать только Харрис.
— Друг мой, мы это уже не раз обсуждали. Посмотри за окно. Что ты там видишь?
Ивор подчинился, скорее, для вида, так как предложение было метафоричным, бросив взгляд на серые высотки Столицы:
— Застой.
— Именно, друг мой. Застой. Знаешь, — Харрис одним махом допил свой уже чуть теплый чай и продолжил: — както раз, во время войны, я сидел в очередной засаде в одном из домов. Там мне на глаза попалась книга. Линия фронта отодвинулась, заняться мне было катастрофически нечем, и я стал читать. Это был старый, потрепанный и пожелтевший от времени томик какогото фантаста двадцатого века, имени я уже не вспомню, а вот название в память врезалось — «День триффидов». Так вот, Миша, — Харрис не удержался и назвал Ивора его настоящим именем, — там была прекрасная мысль. И суть этой мысли сводилась к следующему: если нам после падения цивилизации придется постоянно работать, не разгибая спины, пахать, чтобы прокормить себя, то следующее поколение вырастет батраками, а наши внуки уже будут дикарями. Потому что некому будет учить их, заниматься наукой, двигать машину прогресса вперед. Даже наши ультрасовременные армейские костюмы, эта фантастическая броня, — лишь логическое завершение разработок, начатых еще до засухи. За последние три десятилетия мы не создали ничего принципиально нового, паразитируя на трупе старого мира.
