И лишь назойливый телефон продолжал напоминать – жизнь продолжается. Нужно добраться до низенького кресла, опуститься на его полосатое седалище, взять трубку, прижать к уху и попытаться понять – кто говорит? Кому говорит? А самое главное – что говорит?
– Так точно, – Зоя разлепила спекшиеся губы. Дыхание незаметно вернулось. – Есть немедленно прибыть к командиру эскадрильи в штаб. Не в штаб? Домой? Хорошо, есть прибыть к командиру эскадрильи домой.
Командир эскадрильи Василий Иванович Чкалов с семьей проживал, как и весь командный состав, в старом общежитии – приземистом, угрюмом одноэтажном здании, наследнике тех самурайских времен, когда здесь располагалась японская авиационная часть, а с аэродрома взлетали одни из лучших истребителей Второй мировой войны – «Зеро».
Дети гомонили и бегали по общему коридору, раскатывали по нему на велосипедах и досках на колесиках, а кто-то даже пытался, разогнавшись и бухнувшись животом на санки, сдвинуть их полозья по натертым фиолетовой мастикой доскам. Пахло сложной пищевой смесью общей кухни, сушившегося под высоким потолком белья. Общим туалетом тоже попахивало. Скудный свет сочился в окошки-амбразуры, прорезанные под потолком, а от плотных клубов пара из постирочной становилось еще темнее. Зое пришлось постоять, прежде чем глаза после яркого света дня привыкли к сумраку командного общежития.
В ноги ткнулась огромная грузовая машина, в кузове которой восседал карапуз, такой толстый, будто составленный из шаров и складок.
– Вы к кому? – деловито осведомился он.
Как разговаривают с детьми, Зоя не представляла, поэтому ответила будто взрослому:
– Прибыла по вызову командира эскадрильи полковника Чкалова, – разве что каблуками не щелкнула, ну да это и по уставу не полагалось.
– Там, – ткнул пальчиком-сосиской карапуз, – отойди с дороги.
Зоя постучала в обшарпанную, щелястую дверь и, дождавшись разрешения, шагнула через порог.
Узкую комнату делали еще уже кровати, стоящие по бокам. Между ними у окна притулился стол, еле-еле туда втиснутый. Около стола – табуретка, на которой спиной к Зое и восседал Василий Иванович, копаясь в древней швейной машинке. Никого, кроме него, в комнате не было, но это не добавляло ощущения простора. Зоина квартира казалась огромным дворцом по сравнению со здешним аскетизмом.
– Садись, – сказал не поворачиваясь Василий Иванович, – я сейчас. На кровать прямо и садись, стульями не разжились. Да и некуда их здесь ставить, эти стулья.
