- Как жизнь? - спросил он.
- У него отвратительный язык, - поведал мне Жор. Я по инерции кивнула.
- С какими судьбами?
- Что? - спросила я.
- Богатенькая девочка любит грязные кабаки?
- Эй, Марк, эта лапа моя любимая гостья. Не груби, - вступился за меня Жор.
Марк изогнул губы в ухмылке.
- Да, я сыграю, - вдруг ответила я. - Сейчас.
Жор радостно выскочил из своей стойки и побежал разгонять русалок на сцене. Я посмотрела на Марка.
- Как ты меня узнал?
- Не знаю. Просто узнал. По рукам, по походке, - пожал плечами он. Не думал ещё раз встретить тебя, сладкая.
- Что ты тут делаешь? - я проигнорировала оскорбление.
- Работаю вышибалой.
Я посмотрела на сцену. Жор уже вынес сиру и объявлял о моём выступлении.
- Я помогу, Мрак...
- Обойдусь, - резко ответил он. - Я сам со всем разберусь. Не бойся, я никому не расскажу, что местная правительница шляется по кабакам.
- Что?... - прошептала я и обернулась.
- Лапа? Иди, мы тебя ждём! - кричал Жор.
- После поговорим, - сказала я и пошла на сцену.
Играть на сире меня научила няня. Ей не нравилось, что отец не видел во мне женщину, точнее видел, но лишь как мага. Она считала, что он желал меня в главе своей армии, хотя и слепому видно, что это бред, какой из меня боевой маг в самом деле? А няня считала важным уметь что-то ещё, кроме как убивать. Почти два метра в высоту, красивый изгиб белёного дерева с границ со Светлым миром - как изгиб женского тела, как говорила няня, а двадцать одна струна - словно двадцать один год девичества. После девушка становится совершеннолетней и отдаётся замуж. А звук... это песня сирен, плачущих о погибших моряках и воспевающих их победы.
Возможно в сире действительно была какая-то символичность, но для меня прежде всего она стала отдушиной. В музыке я находила покой.
Вот только в замке слушатели пусть и были, но ценителей, увы, нет. Их я нашла в "Пьяной русалке".
В полной тишине я зашла на сцену, села на низкую лавку, принесённую для меня, и обняла стан сиры. Моргнула и поняла, что плачу. Пожалуй, впервые за лет десять, а то и больше... Даже когда хоронила отца не проронила и слезинки. Сейчас же я плакала о любимом доме, который отдам демону из Роше.
Погладила струны кончиками пальцев, зал заполнился волшебными звуками, а сердце больно сжалось. У меня не осталось никого, ни семьи, ни отца и сегодня я пришла к единственному другу оплакивать потерю дома.
