— Но мы едем не по делу, — объяснил Бьянко, — если бы по делу, я и тебя взял бы.
— Что сегодня в кино? — спросил Этторе.
— «Адский вызов».
— Что это такое?
— Вестерн. Я видел афишу.
— Ну, так я пойду на этот адский вызов, — заключил Этторе.
Он дождался в кафе, когда открылось кино, и пошел. Вопреки ожиданию, фильм ему понравился настолько, что он охотно посмотрел его и второй раз.
Как он и предполагал, когда он вышел из кино, было уже около шести, и он медленно пошел по направлению к дому.
Отец уже поджидал его около своей мастерской. Он улыбнулся, как только сын появился из-за угла, и хранил эту улыбку до тех пор, пока тот не подошел к нему вплотную.
— Ну, как, Этторе?
— Что?
— Как тебе работалось?
Этторе пристально посмотрел на отца, тяжело вздохнул и сказал:
— Слушай, отец, я эту работу выполняю и буду выполнять, но она мне не нравится и никогда не понравится. — Повернулся и пошел к дому.
Дома он прежде всего спросил мать, скоро ли будет ужин. Она ответила, что скоро, потому что отцу в восемь часов надо быть на собрании ремесленников.
Мать ничего не спросила о его работе, хотя ее явно терзало любопытство. Но ей не хватало смелости, она не знала, в каком тоне вести разговор, и боялась, что сын вспыхнет как спичка — такое нервное и напряженное было у него лицо.
Отец за ужином не сказал ни слова, сидел, опустив глаза, будто стыдясь чего-то.
Поужинав, он ушел было в свою комнату, но немного погодя вернулся и направился к входной двери.
— Я пошел, — сказал он жене.
Она посмотрела на него, и во взгляде ее сверкнуло негодование. Возвысив голос, она спросила:
— Почему ты не переоделся? Хотя бы кепку оставил да взял шляпу — ведь идешь на собрание. Будешь там выглядеть самым последним из оборванцев!
— А я и есть оборванец, — невозмутимо ответил отец и вышел.
Мать с силой захлопнула за ним дверь и, повернувшись, обратилась к Этторе:
— Видал? Опустился, не следит за собой. Ты заметил, как у него брюки сзади висят?
Глядя в окно над кухонной раковиной, Этторе ответил:
— Оставь его в покое, пусть делает, что хочет, пусть проживет, сколько ему еще осталось, по своему разумению. Мне очень хотелось бы одного: чтобы отец мог прожить свои последние годы так, как он жил, когда был молод, когда ему было столько лет, сколько мне сейчас; чтобы он перестал быть твоим мужем и моим отцом, вроде закончил бы службу, отнявшую у него тридцать лет жизни, чтобы он жил в эти последние годы так, будто он один и свободен. Ты понимаешь, чего мне хотелось бы?
