- Папа, затопчи муравьев, - сказал сын, сидя на горшке. - Они лезут не в свои дела.
- Мы уезжаем завтра? - спросила Зина.
Я молчал. Я надевал ботинки, вымыв ноги на траве из лейки.
- Господи! Если бы не мое чувство юмора, я не знаю, как тебя можно было бы вынести, - сказала Зина, отваривая только что собранные розовые волнушки. Она была простодушно настроена.
- Хоть бы здесь взглянула на себя со стороны, - буркнул я.
- А я самокритична, - сказала жена.
- Если бы ты только могла посмотреть на себя со стороны! - вырвалось у меня. - Пора бы отличать взгляд со стороны от самокритики, - решил я как-то сгладить свою грубость.
- Одно время я действительно думала, что во мне что-то не то. Но вот сейчас читаю Кузьминскую и вижу, что я почти как Лев Толстой, и что я все переживаю, - рассуждала Зина.
- Ты даже отвратительно толстая, - резко скаламбурил я. - Надо только правильно расставлять ударение.
- Одно я не пойму, как можно общаться с человеком при такой ненависти к нему, - вытаращила глаза оскорбленная Зина.
Я видел, как задрожали ее поджатые, как у подростка, собирающегося заплакать, губы.
- У меня и нет с тобой никакого общения, - сказал я и вышел из домика, опять больно ударившись лбом о дверной косяк.
* * *
В дверь калитки тихо вошла моя мать. Я стоял злой, ушибленный. Я не любил Зину.
- Ну, как вы тут? - спросила мать, закрывая за собой калитку, которую давно пора было чинить.
- Хорошо, - буркнул я.
- Ну, слава Богу. А где же Алеша? - спросила мать.
- Они уехали.
- Поругались, что ли?
Я умывался под рукомойником, прикладывая холодную воду к шишке на лбу.
"Нельзя больше встречаться. Сейчас вот, если хочешь остаться честным.
И не мучить ни ее, ни себя", - думал я лихорадочно и зло. - "Сейчас вот, если остаться честным. Видеться больше нельзя... А как же сын? Такое чувство, словно все тонет. И уйти-то некуда. Опять снимать комнату?.."
- Я хотела, чтоб все было хорошо, чтобы вы отдыхали...- причитала расстроенная мать, прикладывая намоченный платок к моему воспаленному лбу.
Как в детстве, когда я болел ангиной.
* * *
Гранатовая луна полыхала в горячем пепле. У горизонта она казалась неестественно огромной, жаркой, жуткой...
Я задыхался и шел и шел полем мимо копен скошенной пшеницы. А в ушах стояли слова:
- Ну вот, теперь мы будем жить в копнах.
- А что мы будем варить?
- Кузнечиков.
- А кто у нас будет папа?
3. ГОСТЬ
Старая гнусавая шарманка - Этот мир идейных дел и слов.
