– Там сотни таких девушек. На нас сезон! Также, лишившись меня, останешься без полутора миллионов долларов.
– Может, нет денег зеленых! Смотрим, почему полтора. Три должно на мое воспитание! Решил присвоить. Убьет тебя, ты единственный, говоришь, его видел после смерти?
– Да, кто что видел. Я все мог забрать. Это Россия. Увлекательное состязание, в которое втянул твой, и ты кровушка его – опасен. Завалят с тобою.
– Проб, ты нормальный. Но резковатый. Наверно после всего.
– У тебя похоже. Полагаешь, можешь. Куда ты ее поведешь?
– В то самое место! У нас полтора?
– Сейчас тебе как папа, понимаешь? Не злобствуй.
– Что знаешь о папе? – Аконт красиво прыгнул около столба, повернулся и отправился в уютную метель.
– Вернись! Сгину теперь! Прошу, – спохватился Проб. —
Изранен, холод. – Но Аконт поступательно удалялся.
– Хорошо! За девушкой!
Аконт продвинулся на пару шагов и пошел обратно.
Тир посмотрел в чистый взор.
– Не будет с ней свободы.
Тир сбился, сосредоточившись, жевал стиморол.
Самые искренние слова могут быть восприняты молодым в виде зла. Умрет здесь? Не приедет барином столичным домой, не обнимет, чтобы вся улица видела – живет. Чтобы она, привлеченная сходом, протиснулась сквозь толпу.
– Тебе миллион, и к девушке!
На братана Аконт предсказуемо реагировал. Сейчас Проб думал думать, на это, не на миллион.
– Она одна на миллион, – Проб увидел только желание жить. – Сначала за деньгами.
– Что там, тарелка?
Аконт увидел явственно, не в здравии друг. Размеренно, махнув, поднял руку и посмотрел чуть вперед – скоро завалится с деньгами к ней, и в путешествие.
Глава 5. Президенты любят не что есть
Вся страна хочет, дабы жесть вернуть на прилавки, а то свертками на склады. Беспокоит, что единожды понравится, словно цветки в объеме под варенье банок левкоя. Когда власть сменится, и посмотрит на народ – где кто гуляет, когда их уже отпустит условно мучать несправедливость, вьюнком забирая полузаброшенный дом. Мои мысли – игривые и простые – думал он. Потом подождал, решил, обыден загон. Не были против врагов и выступали за единство народа, но не хватит цензуры убить от сердца.
Президент и члены кабинета уединились. Что вообще нужно, чтобы суждения выглядывали от углов, и добрая правда о события важных с экранов плоских, и точно пресс. Завеса тайны взошла под твердями, освещено фонарями, правда предстала синеватой для некоторых определений. Министр легкой промышленности был заслушан. Его баллотировали, концентрировались на лучшем. Хорошо его вообще не было, ждали регионы, но спокойствие диктовало новые законы, природа выше морали, играли, а после без лишнего шума спали в кровати, решал он, акцентируя внимание на животном. От этого пришли движения, и мнение, что пойдет, хотя и месяцами, смотрящими алчно.
