– Вот вы где, – обрадованно раздалось за спиной.
– Я сейчас, – отвечала, не думая, голос знакомый, показалось, ждут чтобы освободила будку. Но там стоял Вирт.
– Вы совсем маму понять должны, – объяснял он. – Заранее бы делились планами, пирожки третий раз подогреть ставит. Так расстроились, на свеженькое не успели. Щи стынут. Сказала, без вас не даст никому, сама, вижу, не ела с утра, готовилась.
– Мне надо еще куда.
Тот мягко, словно нерадивую наседку, подхватил и уютно предложил:
– На полчаса домой, потом вступлюсь, сможешь ехать, – иногда все же «ты» проступало, звал на «ты» про себя, но на все предложения «сам хочет» перейти на «вы», отказывался, хотя даже пили. На свадьбе. Сам предложил, и не дав закусить частью огурчика, даже выдохнуть толком – залепил рот гигантским немного колючим поцелуем. Вначале думала только о том, чтобы не отстранится, потом резко в испуге чуть не оттолкнула его, показалось, не просто целует по-славянски со страстью в щеки, а просовывает в рот слюнявый бок языка.
Потянула на себя руку, он, учтиво глядя в глаза не пустил. Она тогда расслабилась слишком, сидела допоздна, обсуждали, как от выпивших отвадить.
– У них нет такого, он же не виноват.
– С чего – не распыляется, – не соглашалась, делая пугающе-комичное ударение на «не» ее. – И они захохотали. Не притворяясь, в отличие от зашедшейся натурально в истерике своей, видел расстроенный взгляд ее, падая, изображая на выстрел – «ну хватит», одновременно подливая в шипевшую сковороду, не глядя, масла – беглец и мидийцы. Пиетет к эпитетам, эпатировав квартой.
– Стала ксенофобом? Ненавижу, бытовой расизм.
– Зачем ты, хорошая. Смотри. Такая у меня с двойками приходила. В угол ставить не нужно. Несамостоятельность! Сама плачь, поборница европейского равноправия. Даже твой, и то что-то во мне понял.
– Что за национализм? Кто-то бы очень удивился, – и смотрела в глаза своему.
Взгляд не отвел. На вызов тортики предстали добрее, не смерил взглядом, не возмутился. Утонула в них доброта в подчинении и ответчиках за твердость, адекватная строгость.
– Хороша, работаешь! Проказница, мастерица! Столько в вашей талантов – не устаю поражаться. Да более счастливых мужиков, сейчас нигде нет. Современные объединения женщин эмансипированные, дисциплинированные. А семьи забыли за погоней за карьерой – могли осваивать фарс.
Женщина – мудрее. Слушала, переводя взгляды с девушки на него, откровение, обязательно не перебивать.
