— Так вы не видели, откуда он упал? — удивляюсь я.
— Не видел.
Час от часу не легче! Кто же видел? Или хотя бы мог видеть? Спрашиваю об этом у Данилова. Он задумывается, неуверенно отвечает:
— Бабарыкин работал на четвертом, но в другом подъезде, Жижин в том же, но на пятом. Больше поблизости никого не было.
Проверяю мелькнувшую догадку, точнее, ее тень:
— Подъезды сообщаются?
— Нет, но можно пройти через лоджию.
— Откуда появился Дербеко?
— Не помню... Кажемся, со стороны вагончика... Нет, не помню и врать не буду. Со спины он подошел.
— Когда вы стояли рядом с погибшим, никто сверху не спускался?
— Хорошо помню — никто,— категорично заявляет Дементьич.
— А как же Жижин оказался внизу?
— Может, раньше спустился,— неуверенно тянет Данилов.— Он тоже со спины подошел.
— Посторонних в тот день на стройке не было?
Данилов не успевает ответить.
— Был посторонний! — вмешивается Зайцев.— Я часто с Бабарыкиным работаю, а он вечно посылает за чем-нибудь: то отвес забудет, то шпагат… В тот раз направил за карандашом. Когда я выходил из подъезда, в соседний, где Алексей Иванович был, зашел незнакомый мужчина.
— Приметы? — быстро спрашиваю я.— Как оп выглядел?
— Одет по-зимнему. Пальто со светлым каракулем, серое. На голове пирожок.
Я так старательно пытаюсь представить себе гражданина в сером пальто, что у меня невольно вырывается:
— Пирожок?
— Папаха такая,— стеснительно улыбается Зайцев.— Их мало кто сейчас носит.
Усмехаюсь про себя. Если все понимать буквально, невольно окажешься в дурацком положении. Спрашиваю Зайцева:
— После случившегося незнакомец не попадался вам на глаза?
— Не видел.
— Опознать сможете?
— Думаю, смогу,— чуть помедлив, отвечает он.
Следующий вопрос задаю уже с некоторым колебанием. Такое впечатление, что чем больше спрашиваешь, тем больше все запутывается.
— У вас не возникала мысль, что Хохлов упал не сам?
Мои собеседники переглядываются. Потом устремляют взгляды на меня. В глазах — боязнь признаться самим себе, что подобное могло произойти.
Прерываю тягостное молчание.
— Враги у Хохлова были?
— Какие в наше время враги? — приподнимает плечо Зайцев.— Ритм жизни не тот.
Понимая, что взяла слишком круто, уточняю:
— Назовем по-другому: недоброжелатели?
— Такие, конечно, были,— соглашается Зайцев.— Сейчас много людей, подобных «вещи в себе». Обо всем знают и молчат, связываться нет желания, да и времени. А Хохлов — будто из двадцатых годов. До всего ему дело, обязательно во все ввязывался.
