— И все же, что вас побудило взять на себя чужую вину?
— Как вам сказать... Мизерова пожалел. Думаю, действительно я свое прожил, отработал, какой от меня толк. А ему еще работать да работать. Что же из-за несчастного случая губить человеку будущее...
— О своей судьбе не думали? Ведь за преступление, которое вы на себя взвалили, предусмотрено наказание в виде лишения свободы.
— Какое лишение?! — искренне удивляется Омелин.— Борис Васильевич сказал, ничего серьезного мне не будет.
Вспоминаю одну из бесед с Мизеровым, с горечью роняю:
— Он у вас большой специалист в юриспруденции… Какие еще юридические тонкости он вам разъяснял?
— Что я, как участник войны, под амнистию попадаю, что характеристику хорошую даст, общественного защитника выделит, адвоката хорошего найдет... Даже имя называл, Зиновий какой- то... Честно говоря, этим он меня и убедил...
Меня так и подмывает прочитать мораль этому пожилому, много пережившему человеку, сказать, что таких людей, как Мизеров, нужно не жалеть, а хватать за руку и стаскивать с начальственного кресла. Ведь он, не задумываясь, пытается прикрыться другим!.. Но я молчу. Гораздо полезнее и действеннее — представление следователя, направленное в вышестоящую организацию.
17.
В вагончике кажется еще жарче, чем в прошлый раз. Наверное, оттого, что на улице сегодня не такой лютый холод. Здороваюсь с бородатым Зайцевым и спрашиваю:
— Где остальные?
Зайцев откладывает свой фолиант.
— Бабарыкин с обеда не вернулся, Жижин только что ушел в свой подъезд, Данилов в столярке всегда обедает, Дербеко домой уехал.
— Если вас не затруднит, пригласите Жижина,— прошу я.
Когда приходит Жижин, особой радости на его лице не вижу. Горбатый нос плиточника-мозаичника глядит куда-то выше моей головы, словно Жижин не замечает моего присутствия и ему вообще нет дела до того, чем вызвав интерес следователя к его персоне.
— Здравствуйте, Жижин,— делая приветливую мину, говорю я.
Тот, буркнув в ответ что-то нечленораздельное, косится на вошедшего в вагончик Дементьича.
— Доброго здоровьица,— улыбкой приветствует меня Данилов.— Помешал, поди?
Отвечаю на приветствие и поворачиваюсь к Жижину.
— Я бы хотела с вами побеседовать... Проедемте со мной.
— Здесь нельзя? — хмурится он.
— Нежелательно.
Дементьич стаскивает рукавицы и, опустившись на корточки возле калорифера, протягивает руки к спирали. Заинтересованно поглядывает на нас снизу вверх.
— Тимофей Дементьевич, — обращаюсь к нему. — Появится Дербеко, передайте, пожалуйста, чтобы сразу ехал в прокуратуру.
