Отец с сыном смотрят на заветный брезентовый рюкзачок, из-за которого вся заваруха, затем переводят взгляды на раскуроченный циферблат. Значит в семь! Интересно, сколько до срока осталось? Часа три, четыре? Слышится шёпот:
– Надо сдаваться, сынок…
– Ну, сдадимся мы, и что?! – парень обрывает отца, сверкая глазами. – Лично мне – всё одно вышка. Тебе-то, может, и есть смысл. Тебе, может, червончик от силы впаяют, переживёшь как-нибудь. А на мне кассирша висит! И инкассатор – он же, гнида, похоже, не выжил! Так что сам и сдавайся… тебе не привыкать. Однажды на войне ты руки уже подымал!
– Не однажды. Не забывай про мой второй плен.
– Ты хочешь сказать… что и во второй раз сдался… добровольно?! Ну, ты даёшь! Охренеть! Что за ночка признаний…
– Когда же ещё я признаюсь, как не сейчас? Кому поисповедуюсь, как не тебе? – отец стирает капельки пота со лба, долго трёт виски прежде чем продолжить. – Фрицы со своими пособниками плотно обложили наш партизанский отряд 13 февраля 1943 года. Трое суток уходили мы с боями по лесам сквозь метели, пытаясь прорваться к своим. Бросали амуницию, боеприпасы, затем и раненых. Не вышло. В то утро мы вновь напоролись на очередной вражеский заслон, и я понял: этот бой точно последний. На тот момент от нашей партизанской бригады осталось в строю лишь три десятка боеспособных, или, как у нас говорили, активных штыков. Вот только «активными» нас можно было назвать лишь с о-о-очень большой натяжкой! Измотанные, голодные, промёрзшие, с минимумом боеприпасов.
Да-а-а, в то утро решил я, что теперь-то уж точно конец. И подумалось мне, что не зря всё же я в плен под Лохвицей тогда сдался: сумел ещё с фрицем повоевать и свой вклад в нашу будущую Победу приумножил. «Но, – размышлял я, отстреливаясь от наседавших немцев, – ежели в первый раз оказалось «не зря», значит, может, и во второй будет так же?» Короче, когда нас совсем припёрли, взрывать я себя не стал и пулю в рот не пустил. Оружие бросил и давай орать: «Их капитулирен!» – сдаюсь, стало быть…
– Они тебя пощадили!?
– Партизан фашисты обычно в плен не брали. И чего я только не наплёл фрицам, чтобы меня на месте не кончили. В уши нассал им, мол, владею информацией ценной. Мне повезло, конечно, сдаться немцам, именно немцам, а не полицаям, не западенцам или казакам. Часто ведь за нашим братом партизаном гонялись карательные подразделения предателей, и уж от них точно – пощады не жди. Фрицы же решили с казнью повременить. Сразу не грохнули – появился шанс выжить…
