Совсем недалеко от Риджент Стрит,
Где шумный Лондон катится толпою,
Под влажным небом с дымкой голубою,
Уже века старинный сквер стоит.
Покров зеленый в белых маргаритках,
Кустарником ограда обросла,
В соцветье слив, которым нет числа.
Платан в плодах, висящих как на нитках.
Шары – колючих ящуров крыло,
Как гроздья ягод, окаймляют ветки,
Вот будто распахнулись птичьи клетки
И дерево птенцами расцвело.
Заснул платан, стволы свои пригнул,
Кромсало время их неоднократно,
С мольбой смиренной к небу, вероятно,
Он скрученные ветви протянул.
В его вершинах раздается гул,
Веселый гомон тех, что прилетели.
Им сладко и тревожно. Птичьи трели
Платан не будят, он давно уснул.
Так погрузиться хочется мне в сон,
Забыться, помечтать об обновленье,
Развеять то, что вносит в жизнь сомненья,
Смириться, к Богу выйти на поклон.
И, как платан, вдруг прорасти листвою,
Очистить струпья высохшей коры,
И средь вокруг шумящей детворы
Вновь породниться с жизнью молодою.
И с этой думой, что меня ведет,
Спешу я к храму, он дает названье
Для места, где как в капле мирозданья,
Боль обновленья через тлен грядет.
У церкви дети спорят, за пустяк.
Им весело. Вдруг человек, поверьте,
В цилиндре, с тростью, как посланник смерти,
За ним в цветах блестящий Кадиллак.
Так провожают здесь в последний путь,
Без скорби, неуместной по поверьям.
В урочный час что людям, что деревьям —
Бог каждому дает в тиши заснуть.
