С тревогой ждал Бориска этого дня, и вот однажды на рассвете разбудили его протяжные стоны. Милка выгибалась на постели, согнув колени и обхватив руками живот.
Засветив лампадку, Бориска склонился над ней. В глазах роженицы застыли боль и страх, сухие губы потрескались, на лбу испарина.
— О-ох, Борюшка! Кажись, зачинается… О-ой! Пресвятая богородица, спаси!
Временами боль в животе отступала, и Милка через силу пыталась улыбнуться:
— Полегчало будто. Стало быть, рано еще…
Бориска скоро оделся.
— Дай-ко я тебя в лодку отнесу.
— Ой-ой, господи! Да что же это… Словно обруч на меня насаживают… Постой, сама пойду. Так легче…
Она плелась по берегу, опершись на Борискино плечо, с трудом передвигая занемевшие ноги. В лодке ей снова стало худо, и Бориска греб изо всех сил, борясь с течением.
Выбравшись на другой берег, он подхватил Милку на руки, втащил на угор.
— Куда ты меня? — в груди у нее хрипело, дыхание было горячим и трудным.
Бориска перевел дух.
— К Денисихе. Пущай бабит[74].
И опять подхватил он жену и кинулся к видневшейся за кудрями рябин избе Дементия.
На стук выглянула сама Денисиха, баба суровая, тощая, с похожими на корни, оплетенными синими жгутами набрякших вен руками.
— Вот, — едва смог вымолвить Бориска, хватая ртом воздух и бережно опуская Милку на ступени крыльца.
— Дурень! — проскрипела Денисиха, окидывая взглядом роженицу. Раньше-то пошто не привел? Поди в мыльню[75], воды согрей… Дурень!
Показался заспанный Дементий, тоже заслужил «дурня» от жены и был отправлен вслед за Бориской.
Парень суетился в мыльне, делал одно, забывал другое, портил третье. Мастер не выдержал.
— Будя скакать те, яко козлу шелудивому. Куды торопишься!
— Дак ведь худо Милке, потому и спешу.
— В ентот час всем им худо бывает, а от спешки твоей и вовсе конец выйти может.
— Скорей надо… Тьфу, леший понеси! Дрова сырые, не горят.
— Ставь чугун… Лей воду… Так. Теперя достань из печи камень, не ожгись. Хорошо, что вчерась парился, каменья-то горячи… Взял, что ли? Клади его в чугун.
Вода в чугуне зашипела, к черному потолку взлетело белое облако пара. Дементий распоряжался:
— Вынай его, давай другой… Теперя закрой холстиной, пожди мало.
— То-то, — сказал Денисов, трогая горячий чугун. — А ежели бы печь растоплять, то и до полудни не успеть. Тащи воду в избу.
Однако в избу Бориску не пустила Денисиха. Приняв воду, она захлопнула дверь перед его носом.
Бориска сел на ступеньки крыльца и стал ждать. Из сарая доносились размеренные звуки — вжик! вжик!.. — мастер точил инструмент. Ему-то было все равно, кто родится.
