Никогда не забуду, как старшина делал из нас ванек-встанек. Только улеглись, как «чемпионы» — болтуны-апрыкинцы устроили какую-то свару. Ну Иршин и приказал:
— Рота-а, подъем! Выходи строиться!
Все ошалело вскочили, едва построились, как последовало:
— Рота-а, отбой!
Кинулись к койкам. Едва накрылись, как снова:
— Рота-а, подъем! Выходи строиться!
Теперь уже кое-кто с ропотом лихорадочно одевался. И опять только построились:
— Рота-а, отбой!
И так еще дважды…
— Прекратить разговоры! — набычившись, гремел Иршин. — Иначе прикажу еще раз прогуляться!
Ропот стих, но, видно, недостаточно. Иршин рубанул:
— Рота, выходи во двор на вечернюю прогулку!..
Унылые, тихо поругиваясь, побрели одеваться.
На дворе ни души. Все курсанты уже давно спят, одни мы — «пятиротники» на ногах. Сияют звезды, издевательски подмигивая, да темнота окутала все кругом. Понуро, без песен шли по дороге. Целых полчаса, а то и час сна сами у себя украли. Правда, около санчасти старшина повернул роту назад, но настроение от этого не повысилось…
Пулей летели к койкам, когда дали отбой.
ЕЛИФЕРИЙ
На организационном комсомольском собрании я впервые высмотрел свое ротное и батальонное начальство.
Небольшого ростика, крепконький командир роты старший лейтенант Умаркин четко и понятно зачитал доклад, смысл которого сводился к одному: учеба будет трудной, напряженной и курсанты должны приложить все силы, чтобы отлично овладеть сложной профессией штурмана. Затем выступили с заверениями об отличной учебе четверо курсантов, по-видимому, заранее подготовленные. Складно говорили. Я бы не смог так, обязательно разволновался и запутался бы. Не дал бог ораторского таланта, определяющего, говорят, судьбу и счастье человека. Постоянно слышу Апрыкина: «Надо больше выступать с умными дельными предложениями, тогда тебя заметят и будут выдвигать…» Ну ничего, трудом завоюем честь и славу. Настанет учеба, тогда себя покажем. А выступать никогда же не учили, да и ни разу не выступал перед такой огромной аудиторией в полтораста человек. От одного их взгляда жилки трясутся. Вроде не трус, но не знаю, почему…
Последним к трибунке вышел командир батальона подполковник Патяш — крупный, тяжеловатый с черными редкими волосами и проседью на висках. Говорит звучно, веско:
— Я как лев давил душманов-гадов! И вас, молодое поколение будущих штурманов — нашу смену, призываю к этому, если потребуется!..
В бюро избрали семь человек. Что за люди, по каким признакам и качествам их подобрали, никто, конечно, не знал. Что ж, командованию видней.
