– Надо ее раскидать по другим участникам. Например, если Боко Фитлуорт поставит пятерку на Бинго Литтла, и я рискую потерять пятьдесят фунтов, то я добавлю процент по ставке на Пуффи Проссера, и процент для Бинго понизится.
– Я уже запуталась… Но на практике все это работает?
– Пока работало. Честный Сид Вустер. А спорим, ты всегда была отличницей по всем предметам?
– Ничего подобного. – Она засмеялась, мелодично так. – Раз в жизни получила приз за отличные успехи – по кулинарии!
Я не придумал, что на это сказать. Надвигалась очередная пауза. Странное дело: мы с Джорджианой то перебрасывались репликами, словно комические ирландцы в водевиле, то застревали в паузе, как в патоке, вроде тех, что закатывают актеры, играя «Гамлета», чтобы дать зрителям время на раздумья.
– Насчет Вуди с Амелией, – сказал я. – Может, ей было бы полезно увидеть, как он отвергает авансы другой девушки? Тогда бы она поняла, что он ей всецело предан и по сторонам не смотрит.
– Может быть. Амелия – человек непростой. Я ее люблю как сестру, но она довольно своенравная. А иногда просто упрямая.
– Но если она увидит, что какая-нибудь неотразимая красавица гладит его по рукаву и восхищается напропалую, а он холодно ее отвергает…
– Предлагаешь еще раз позвать на чай тех девиц из деревни?
Джорджиана знакомым жестом расправила складки летнего платья на бесконечных ногах. А я сорвался с места, словно тот тип, которого осенило в ванне.
– Базука! – выкрикнул я.
– Что?
– Ну тот грек завопил, когда…
– Ты хочешь сказать – эврика!
– Да ну? Правда хочу? В общем, у меня озарение. Давай ты, Джорджи, подъедешь к старине Вуди? Не надо крайностей, просто нежно дотронуться до рукава, прощебетать пару милых пустяков… А Вуди отвечает: «Прости, Джорджи, старушка, ты мне дорога, но сердце отдано другой». Тут на сцену выходит Амелия, все видит и думает: «Он надежен как скала! Если уж он смог устоять перед Джорджианой, устоит перед кем угодно». Тут звенят свадебные колокола, и все счастливы.
– Берти, если Амелия увидит, что я строю глазки Вуди, она меня растерзает. Это будет уже не просто избиение младенцев на теннисном корте, она меня в порошок сотрет.
– Так ведь ты ей потом все объяснишь! И вообще ты выходишь за Венаблза, какие после этого могут быть сомнения?
Джорджиана встала.
– Да уж, после этого никаких сомнений.
– Так поможешь?
В нашем разговоре уже было столько пауз, как на собрании монахов-цистерцианцев строгого обряда, если у них бывают собрания, так что еще одна меня не удивила.
