— Дай-ка я на моих красавиц посмотрю! — балагурил он. — Та-а-ак! Ну, тетушка Велика, как, не сдаемся? Чего нос повесила? Выше голову!
— Симчо, Симчо, мне-то что! Ты о себе-то подумай. Не то усатый…
— Погоди, когда покажешь ему, чего добилась… Он сам придет просить прощения, да еще и ручку у тебя поцелует!
— Ты что, на смех меня поднимаешь?
— Я и на руки бы тебя поднял, тетка Велика, на руки! Вот так! — Он поднял ее осторожно и понес через грядки с помидорами. — Из шестнадцати звеньевых одна ты рискнула, да еще и план перевыполнила.
— Симо, Симо, чтоб ты жил сто лет, отпусти меня! Слышишь, негодник эдакий?
Женщины, перестав копать, заверещали:
— Сама говорит «негодник», а сама — «чтоб ты жил сто лет»!
— А вы сами-то, — спросил агроном, — вы смерти моей хотите, что ли?
— Думаешь, заплачет кто, ежели и помрешь? — закричала самая молодая. — Больно уж польза большая от таких, как ты. Одни городские на уме! А мы-то — второй сорт, что ли?
— Молодец, Венче! — закричали бабы. — Давай-ка теперь тебя, агроном, послушаем. Венче-то тебе точно сказала, какой ты есть на самом деле.
— С такими, как Венета, молодыми да красивыми, просто и не знаешь…
— Это ты да не знаешь? Ты?!
— Цветком любуются, ягненка ласкают. А здесь…
— Ну скажи, скажи!
— А здесь — все вместе… А сейчас скажите-ка, нам разве легко?
— Ох и трепач же! С тобой ухо держи востро!..
Помахав рукой, Симо еще раз спросил, все ли им понятно относительно опыта.
— Да поняли мы, — откликнулась тетка Велика. — Давай гони коня и не переживай. Как велел, так и сделаем.
Филипп кинулся за ним следом.
— Бате[6] Симо, что ж ты мне до сих пор ничего не сказал?
— Давай со мной, по пути поговорим.
С того дня Филипп занялся стелющимися помидорами и приписан был к звену тетки Велики.
Повсюду — в поле, в ресторане, дома — разговоры велись о небывалых в эту весну дождях. Ни дня без дождя не было. Но раньше даже помидоры сажали в дождь. Кое-кто торопился с выводами: дескать, коли весна слякотная, лето будет сухое.
Вот и сейчас день на закате, скоро начнет смеркаться, и каменистые вершины холмов вокруг села окутаны темными взлохмаченными облаками. Дороги, ведущие с полей, еще засветло запружены людьми и скотом. Крестьяне хорошо изучили капризы природы и стараются перехитрить ее как могут и где могут.
Поднимается ветер, становится холодно. Женщины из звена тетки Велики, согнувшись в три погибели, торопятся закончить грядку. Под свист северного ветра слышится лишь звон мотыг, ударяющих о камень. Все — и молодые и старые — работают в брюках, одна Венета в платье, да притом и не в длинном. И Филипп боится поднять глаза.
