— Да не может эта твоя трава! — ревел Генхард. — Тут целое поле скосить надо, чтобы их закидать! А я-то как спрячусь? А на меня тебе, куценожка, наплева-а-а-ать!
Он всхлипывал, иногда замирал, со страхом глядя в нагое небо, и снова принимался рвать сухие, шелестящие стебли.
— Всё! Всё! — Генхард упал на землю обессиленный. — Не спасёт их твоя трава! Не спасёт! И тебя я отвязывать не буду! Чтоб тебя первого сожгло!
Он прижал колени к груди и качался взад-вперёд. Потом вскочил.
— Чего молчишь, а? Чего молчишь?!
Астре не отвечал. Он, не моргая, смотрел вдаль. Не шевелился. Почти не дышал. Он ждал ответа. И ответ пришёл.
Генхард проследил за взглядом безногого и поперхнулся воздухом. С запада ударил ледяной ветер, пронзил лёгкие, скользнул под трепещущую одежду, смахнул чёрные сосульки со лба. Запад наливался свинцом. Бушевал. Клокотал. Словно кто-то невидимый натягивал на небо плотное одеяло из туч.
Стремительно надвигалась гроза. Генхард глянул на Астре и увидел, как в его глазах отразился первая вспышка молнии.
— Проклятый колдун! — закричал парнишка и присел на корточки.
Ураганный ветер сбивал с ног. Плохо вкопанный столб справа от Астре рухнул в траву. Генхард ухватился за второй и зажмурился. Калека смотрел, не моргая. Он не чувствовал тела. Онемевших рук. Затёкших культей. Разум Астре растворился высоко наверху. Он сгонял капли в облака. Направлял ветер. Лепил тучи.
— В тебе есть дух прималя, — часто повторял Иремил. — И он куда больше моего.
— Откуда ты знаешь? — спрашивал Астре.
— Я проверял тебя и не раз. Только не говорил, как и зачем. Хочешь, я научу тебя тому, что знаю?
— Нет.
Астре не хотел быть прималем. Но Иремил не слушал калеку. Он часто брал его с собой в походы по пустынным землям и рассказывал, как мир делится на мельчайшие частицы, а из них рождаются вода, земля и воздух. Как ладони чувствуют живые вибрации под землёй. Как глаза проникают вглубь человеческих душ и видят изнанку.
Плотная бушующая завеса укрыла землю от затмения. Стало темно. Лишь вспышки молний прорезали густой мрак. Генхард оцепенел. Потом подбежал к Астре и потряс его за плечи. Калека опомнился и ощутил сильное жжение в глазах. Иремил ведь предупреждал, что их нужно закрывать. Веки не опускались. Прошла минута, но тело не слушалось. Астре не чувствовал себя целым. Часть его духа словно бы до сих пор кружилась в хороводе капель и никак не могла уместиться в тесную оболочку. Через мгновение Астре забился, как припадочный. В голову ударил жар. Калека почти оглох от стука сердца и шума крови. Генхард что-то вопил, но его голос был размытым, отдалённым. Астре провалился глубоко внутрь себя и почувствовал, что умирает. Он расползался, распадался во все стороны, мешался с воздухом и каплями хлынувшего дождя.
