– Конечно, тебе кажется странным, что я действую себе во вред. Но ты упустил то, что доброе дело – само по себе награда. Как приятно, как отрадно знать, что ближний счастлив!
– Но…
– Никаких «но»! И не благодари. Побуждения мои корыстны. Я стремлюсь к большей, лучшей радости.
И Пуффи ушел менять билетики, действительно радуясь.
Только очень ленивый племянник не поспешит к столь дорогому дяде, хотя бы проверить, хватает ли тому картошки, хлеба, масла, пива и пирожных. На следующее утро, предварив свой визит телеграммой, Пуффи направился в Холрок-Мэнор, предвкушая обильную трапезу и представляя себе старинный красивый дом с просторными угодьями.
Дом оказался старинным и красивым. Дядя вышел к нему, и почти сразу они очутились в столовой. Пуффи с удовольствием заметил, что, хотя дядя в кресло влез, оно страдальчески квакнуло. Все-таки фотографии могут что-то исказить. Теперь, увидев дядю воочию, он понял, что, как Соломон в случае с царицей Савской, не знал и половины. Одно удивляло его – почему они не спросят коктейль.
Когда подошел лакей, дядя объяснил свое эксцентричное поведение.
– Прости, дорогой, что я не спросил коктейля. Их тут нет. Вот, прошу, превосходный сок петрушки. Не хочешь? Итак, заказываем. Что тебе, тушеный латук или апельсин? Минутку, нам повезло! Сегодня есть тертая морковка. Давай так: отвар калия, морковка и чашечка одуванчикового кофе. А?
Еще в начале этой речи челюсть у гостя поникла, как усталая лилия.
– Где мы, собственно? – выговорил он.
– Раньше здесь жил какой-то лорд, не помню титула. Но после войны нелегко содержать поместье. Как это грустно!
– Грустней этого отвара?
– Ты не любишь калий? Тогда возьмем суп из водорослей.
– Нет, я не понимаю. Это – гостиница?
– Скорее, больница. Здесь сбавляют вес.
– Сбав-ля-ют вес?..
– Именно. Доктор Хейлшем гарантирует: «Один день – один фунт». Конечно, если соблюдать режим. Я надеюсь сбавить три стоуна.
– Три стоуна?
– Или больше.
– Ты с ума сошел!
– Кто?
– Ты. Зачем тебе это нужно?
– Тебе не кажется, что я полноват?
– Да что ты! Авантажен, не более!
Хорес Проссер засмеялся, что-то припомнив:
– Авантажен, э? Ты снисходительней Лоретты.
– А кто это?
– Такая миссис Даленси, мы познакомились на пароходе. Она назвала меня бегемотом.
– Наглая дура!
– Попросил бы! Эту женщину я люблю.
– Что-что?
Трудно сказать, что дядя Хорес зарделся, он и так был темнее вишни, но он явственно смутился. Оказалось, что лунными вечерами они с миссис Даленси, прелестною вдовой, гуляли по палубе, и в результате этих прогулок он сделал ей предложение, а она ответила, что единственное препятствие – его объем. Неприятно, сказала она, идти к алтарю с бегемотом в человеческом образе.
