– Да, сэр.
– Ну вот, сбила меня со следа, обронив этак небрежно: «О, всего лишь простенькая маленькая услуга любимой тетушке!» Как бы вы истолковали эти слова?
– По-видимому, миссис Траверс хочет, чтобы вы что-то сделали для нее, сэр.
– Так-то оно так, но что именно – вот главный вопрос! Вы ведь помните, чем кончалось раньше дело, если меня просил о чем-то слабый пол? Особенно тетя Далия. Не забыли еще ту историю с сэром Уоткином Бассетом и серебряным сливочником в виде коровы?
– Нет, сэр.
– Если бы не ваше вмешательство, Бертрам Вустер отсидел бы тогда срок в местной кутузке. Кто может поручиться, что этот ее пустячок не ввергнет меня в такую же пучину опасности? Как бы мне хотелось от этого отвертеться, Дживс!
– Я вполне понимаю вас, сэр.
– Но никак нельзя. Я вроде тех ребят из «Легкой кавалерии». Помните, как там про них написано?
– Очень отчетливо, сэр. «Дело их – не рассуждать, а идти и умирать».
– Вот именно. «Пушки справа, пушки слева, грохот залпов и разрывов», а они должны мчаться в атаку, что бы там ни было. Уж я-то хорошо знаю, что они чувствовали, – заключил я, мрачно нажимая на акселератор. Чело было хмуро, боевой дух – ниже некуда.
Нельзя сказать, чтобы прибытие в Маршем-Мэнор помогло разгладить первое и поднять последний. Обстановка, в которой я очутился, переступив порог гостиной, была уютней некуда. В камине полыхали дрова, стояли удобные кресла, чайный столик распространял веселый аромат тостов с маслом и пышек – все это, конечно, было очень приятно после долгой езды промозглым зимним вечером. Но одного взгляда на присутствующих было достаточно, чтобы понять: я угодил в то самое местечко, где все вокруг радует глаз и лишь человек ничтожен.
Когда я вошел, их там было трое, явно самый цвет Хэмпшира. Один – низкорослый тщедушный тип, обросший такой бородой, которая причиняет особенно много неудобства, – как я понял, это был хозяин дома. Рядом сидел другой, примерно такого же сложения, только более ранняя модель – явно его отец – и тоже при бороде по самые брови. А третья была дама – крупная, расплывшаяся и в роговых очках, – жертва профессиональной болезни писательниц. Очки делали ее удивительно похожей на мою тетю Агату, и я бы обманул публику, если бы стал утверждать, что сердце у меня нисколько не екнуло. Тетя Далия явно переоценила легкость задачи, предложив мне сыграть на струнах души этой женщины.
После краткой паузы для моих позывных в эфире она представила меня остальной компании, и я совсем уж было собрался любезно справиться у Эверарда Фодергилла, какие картины он написал за последнее время, как вдруг он вытянул шею и весь напрягся.
