На сей раз я чувствовала странную связь со Стэном. Ему было так же неловко, как и мне.
Один из артистов вдруг захлопал в ладоши, а ножи, летавшие по воздуху, вспыхнули ярким пламенем. Придворные ахнули, а те всё продолжали жонглировать, плясать, обращать пылавшее в воздухе пламя в дивные фигуры, пока то не обратилось в пятно. Откуда-то появились новые люди, в руках их сверкали факелы. Они швырнули их в сторону ножей, чтобы те тоже загорелись, после запрокинули голову к потолку, широко раскрыли рты — и словно поглотили в одно мгновение всё пламя.
Они будто бы изрыгали огонь, выпуская в воздух самые настоящие потоки. С потолка рухнули ленты, слишком тонкие, чтобы прежде их заметили, и теперь те сложились в королевское имя.
Толпа вновь бешено захлопала, и король заулыбался.
— О, ну а теперь исполнителям нужен доброволец! — он осмотрел столы, словно пытаясь кого-то найти, но выглядело это поддельно. Торстэн Вольф будто бы проглотил лимон, и мне показалось, что король выберет его, как наказание за отсутствие энтузиазма, но тот выкрикнул: — Фицрой! Почему бы тебе не подойти?
Фицрой. Даже я слышала опасность в этом слове. Уильям Фицрой был незаконнорождённым сыном короля, и, пусть все обычно обращались к нему по фамилии, король сам часто менял свой выбор, звал его то Фицроем, то Уильямом, если это было так уж и надо. Фицрой — это словно намёк на его место при дворе. Эту фамилию для незаконнорождённого мальчика придумали потому, что он просто не должен был существовать в этом мире.
Но Фицрой без колебаний ступил вперёд. Его светлые волосы упали на глаза, словно придавая ему ощущение некоторой уверенности, и улыбка затаилась на губах, словно он не ждал страданий от планов своего отца.
— О, сколько тут обожающих меня людей, — протянул он. Рассмеялись люди, а в глазах короля мелькнуло что-то опасное. Артисты поставили Фицроя ровно по центру импровизированной сцены, а после вновь принялись швыряться огненными кольцами прямо над его головой, и ножи проносились в нескольких дюймах от его руки, а огонь пылал так близко, что его волосы должны были вот-вот вспыхнул.
Фицрой не дрогнул. Он оставил зрителей опустошёнными, лишил их удовольствия — и развлечения во всём этом было столько, сколько пользы в медном гроше.
Фицрой, как мне подумалось, не хотел выглядеть идиотом.
Представление закончилось, Фицрой поклонился, и его отец без единого слова, одним только щелчком пальцев вернул его на место.
