Индикатор, разумеется, лгал. Мы спустились уже на несколько десятков миль под поверхность небесного тела. Двери наконец открылись. Привычными движениями мы надели кобуры с бластерами и шагнули на открытую площадку второго лифта. Заскользили уровни нового. Эстетика цитадели оставляла желать лучшего. Так, по-простому, с увесистой штуковиной на бедре человек кажется себе куда весомей, нежели обыденный пассажир в ПАЗике, подумал я. Мы готовились к борьбе. Начиналась наша смена. Проклятые твари заняли верхний уровень, уложив кучу народа. Нашей задачей было навести порядок. Против ограххов, к сожалению, не существовало никакого оружия, кроме старого доброго бластера. Все попытки применения оружия массового поражения, вплоть до термоядерного, почему-то приводили к фиаско. Несчастные стратеги лишь разводили руками; до чего же жалким это было зрелищем! Полковники и генералы, увешанные побрякушками, тонули в идиотической болтовне. Так называемые ученые, озираясь на спроецированную карту, глубокомысленно перетирали общеизвестные истины (и за что им только дают довольствие, вот мысль, которая грызла мой мозг наподобие маленького хищного зверька), выкуривая туеву хучу сигарет и выпивая десятки литров черной жидкости, которая называлась тут почему-то кофе — воз же оставался на том же самом месте. Ограххов нельзя было уничтожить просто так, закидав ядерными бомбами — ограхх был един. Это был мозг. И в то же время каждый ограхх был индивидуален. Никто из людей не мог понять этого парадокса. Это нужно было попросту принять. Единственным вариантом оставался поединок — иной раз переходящий в рукопашную. Но в данном случае у человека было не много шансов. Насчитывалось буквально три случая, когда хомо сапиенсу довелось одолеть тварь. О’Тилли, чью победу можно засчитать лишь с натяжкой, как это ни цинично звучит, поскольку в схватке он погиб сам, Мак-Ферсон и Иванов. Иванов, бодрый старичок, вот кого я безмерно уважаю! Глядя на его мутноватый портрет, трудно поверить, что этот худощавый блондин, которому следовало бы, по идее, сидеть в кабинете и строчить резолюции, смог добраться до нервного центра чудовища (это невероятно сложно) и выключить супостата навсегда. Иванову, как сказал как-то Толян, не грех было бы налить. Запанибратство Иванова, впрочем, было внешним: он умел держать дистанцию. Это не мешало ему вступаться за права так называемых простых людей — все помнят случай, когда он не побоялся наорать на Хомченко — повод был: с уборщицей Альмирой Вагатовной поступили явно несправедливо. И Хомченко признал вину начальства (в приватной, впрочем, беседе).
