находится под роскошными шелками, покрывающими его прекрасную невесту.
Он мог скользнуть руками под ее объемные юбки, если бы хотел. У него хватило
ума, потрогать ее грудь, чтобы подавить свое любопытство, насколько она прекрасна. Он
не помнил, чтобы когда–либо так хотел женщину, как он хотел Селесту. И они были
совершенно одни внутри этого экипажа. Джеймсу не нужно было напоминание, что он
имеет законные права делать все, что он пожелает, со своей новой женой.
И, черт возьми, он очень хотел сделать с ней многое.
Джеймс считал Селесту красавицей с тех пор, как он впервые увидел ее.
Немалая часть ее была продемонстрирована той ночью, когда она лежала на
импровизированном алтаре, собираясь убить себя, одетая только в ночное белье. В то
время, когда он двигался быстро, без единой мысли, кроме того, что девица в беде и
нуждается в спасении, Джеймс даже мечтать не мог, что девица будет принадлежать ему
всего через три недели.
Но она принадлежала ему.
Ее родители были так благодарны ему за спасение их дочери, что буквально с
ликованием танцевали, когда на следующий день он позвонил, чтобы узнать, как она
чувствует себя после ее испытания. Они, вероятно, думали, что, образно, их корабль
действительно прибыл в порт и палит из всех пушек. Граф, оплачивающий суд их дочери, обогатил их положение в обществе так же, как их карманы. Лорд Блэквуд не был дураком, и мистер Дюбуа тоже.
Но по прошествии дней он оказался не в состоянии держаться подальше от своей
очаровательной девицы. Мысли о Селесте Дюбуа заполняли его голову до тех пор, пока
ничего не оставалось, кроме как сделать ее своей. Была также обеспокоенность тем, что
тот, кто подверг ее опасности однажды, попытается сделать это еще раз, потому что она
все еще сохранила свой желанный целомудренный статус. Если сатанисты приносили в
жертву девственниц в Лондоне, единственный способ действительно обеспечить полную
безопасность Селесты состоял в том, чтобы освободить ее от этого товара, который
ставил ее под угрозу.
После этой ночи Селеста перестанет быть девственницей, и оставшиеся
разрозненные злодеи узнают об этом. Она будет бесполезной в их глазах.
Но не для меня.
Что–то в ее нетронутой красоте трогало его закаленное сердце, больше похоже на
то, что до него добрались и все еще бьющееся выхватили из груди. И Джеймс хотел
защитить ее от всяких неприятных сплетников, шепчущих тут и там о языческом культе, похитивших ее и проявивших свою развращенность. Конечно, это не так, и Джеймс узнал
