Дойдя до порога, я остановился. Помню, как в пору моей учебы в частной школе, где я выиграл конкурс на лучшее знание библейских текстов, наш директор магистр искусств Арнольд Эбни иногда объявлял, что хотел бы видеть Вустера у себя в кабинете после утренней службы, и, одолеваемый беспокойством и дурными предчувствиями, я каждый раз медлил перед его дверью, желая отдалить неприятные минуты. Сейчас происходило нечто подобное. Я съежился при мысли о предстоящей встрече. Но если в школьные годы я тянул время из страха перед наказанием в виде шести ударов тростью, жгучих, как змеиные укусы, то теперь мое мешканье объяснялось естественным нежеланием обращаться с просьбой об услуге к человеку, один вид которого вызывал омерзение. Не скажу, что Вустеры такие уж гордецы, но мы ни в какую не хотим лебезить перед всяким отребьем.
Однако, взявшись за дело, нужно доводить его до конца, а, как сказал однажды Дживс, «о, будь конец всему концом, все кончить могли б мы разом»[26]. «Я разжег кровь и напряг мышцы»[27], если перефразировать еще одну прибаутку Дживса, и нажал кнопку звонка.
Оставайся у меня хоть какие-то сомнения в том, что Бингли теперь при деньгах, они рассеялись бы при виде дворецкого, который открыл мне дверь. Бингли не стоял за ценой при найме домашней прислуги и мог по праву гордиться ее классом. Не скажу, что его дворецкий вполне достигал уровня дяди Дживса Чарли Силверсмита, но он был так близок к этому уровню, что дух захватывало. Так же как дядя Чарли, он придерживался стиля помпезного, с соблюдением формальностей. Я спросил его, могу ли я видеть мистера Бингли, и он холодно ответил, что хозяин не принимает.
– Думаю, меня он примет. Я его старинный приятель.
– Я доложу. Ваше имя, сэр?
– Мистер Вустер.
Он удалился и, возвратившись через несколько минут, объявил, что мистер Бингли ждет меня в библиотеке. При этом тон у него был неодобрительный, как бы подразумевающий, что по долгу службы он выполняет хозяйские приказания, даже самые сомнительные, но, будь на то его воля, он бы такого типа, как я, и на порог не пустил.
– Соблаговолите пройти, сэр, – сказал он с важным видом.
Я уже и отвык, по честности сказать, от таких церемоний и в несколько растрепанных чувствах вошел в библиотеку, где, положив ноги на журнальный столик, в кресле сидел Бингли. Он поздоровался со мной дружелюбно, но несколько покровительственно, что я отметил еще в две наши предыдущие встречи.
– А, Вустер, касатик, проходите. Я велел Бастеблу говорить всем, что не принимаю, но вы – особый случай. Всегда рад видеть старинного приятеля. Чем могу служить, Вустер?
