Тем не менее я считал, что Л. П. Ранкл должен был пренебречь формулировкой контракта и поделиться с отцом Таппи. Я сказал об этом прародительнице, и она согласилась.
– По совести, конечно, должен.
– Его поведение в этой ситуации лишний раз доказывает, что он жлоб.
– Всем жлобам жлоб. У него есть сведения, что на Новый год ему присвоят рыцарское звание.
– Как же можно такого посвящать в рыцари?
– А как раз таких и посвящают. Видный бизнесмен. Делец, каких мало. Крупный наш экспортер.
– И при этом жлоб.
– Первостатейный.
– Тогда что ему здесь делать? Вы обычно не лезете из кожи вон, обхаживая жлобов. Спод – это еще ладно. Я понимаю, почему вы миритесь с его вредоносным присутствием, хотя оно мне и не по душе. Он агитирует за Медяка и, по вашим словам, делает это хорошо. Но зачем здесь Ранкл?
Тут она воскликнула «Ах!», и когда я спросил ее, почему она ахнула, она ответила, что подумала о своей хитроумной затее, а когда я спросил, что она подразумевает под «хитроумной затеей», она снова ахнула. Неизвестно, сколько еще могло бы так продолжаться, но она вторично выглянула в коридор, а потом сквозь стеклянную дверь внимательно посмотрела в сад и все объяснила:
– Ранкл приехал сюда, чтобы продать Тому какой-то антиквариат для его коллекции, но поскольку Том исчез, а Ранклу добираться сюда не ближний свет, я оставила его переночевать, и за ужином меня осенила идея. Если задержать его в гостях и потчевать день и ночь яствами Анатоля, он вполне может смягчиться.
Она перестала говорить загадками. Теперь я ее понимал.
– И тогда вы уговорите его откупиться от Таппи неправедно нажитыми деньгами?
– Вот именно. Я жду подходящего момента. Как только он наступит, я буду действовать с быстротой молнии. Я сказала ему, что Том возвратится через пару дней, а это неправда, потому что он не приблизится к дому и на пятьдесят миль, прежде чем я дам ему знать, что опасность миновала, – и, таким образом, Ранкл согласился остаться.
– Ну, и как ваши успехи?
– Перспективы, кажется, хорошие. Ранкл смягчается с каждым приемом пищи. Вчера вечером Анатоль баловал нас цыпленком «пти-дюк», и Ранкл уплетал его за обе щеки, как ленточный червь, месяц сидевший на диете. Я заметила огонь в его глазах, когда он проглотил последний кусок. Еще несколько ужинов – и он готов.
Вскоре после этих слов она покинула меня, чтобы переодеться к ужину. Я нисколько не сомневался, что успею облачиться в вечерний туалет за десять минут, и поэтому медлил, погрузившись в размышления.
