– Все замыто, – сказал он. – Хорошая чистенькая работка.
– Так, может быть, вы проводите меня из этого Приюта Любви?
– Ладненько, дамочка.
Мабелле с холодным презрением посмотрела сверху вниз на Булстрода, который в отчаянии цеплялся за нее.
– Что-то прилипло к моей юбке, мистер Мургатройд, – сказала она. – Вы не потрудитесь стряхнуть это?
На плечо Булстрода легла могучая рука. Могучая нога впечаталась в него чуть ниже спины. Он влетел в открытую дверь кабинета и споткнулся о Женевьеву Бутл, которая теперь корчилась на полу.
Распутавшись с ней, он вскочил и бросился наружу. Коридор был пуст. Мабелле Риджуэй и Эдвард Мургатройд удалились.
* * *
Очень многие мои родственники, как близкие, так и дальние (продолжал мистер Муллинер, задумчиво отхлебнув горячего виски с лимоном), порой оказывались в неприятных положениях, но, склонен думать, по неприятности ни одно и в подметки не годилось тому, в котором теперь оказался мой племянник Булстрод. Он как бы провалился внезапно в один из тех современных романов, в которых душа героя уже на двадцать первой странице завязывается в узлы да так больше и не развязывается.
Потерять обожаемую девушку достаточно скверно само по себе. Но когда сверх этого молодой человек оказывается связан с другой девушкой, к которой испытывает в равных долях и всесильную страсть, и тупое отвращение, и когда сверх того он вынужден все свои дни напролет трудиться над сценарием вроде «Глазированных грешников», – ну, тогда он начинает в полную меру постигать, какой мрачной и зловещей может оказаться наша жизнь. Сложная – вот слово, которое пришло на ум Булстроду Муллинеру.
Он жаждал Мабелле Риджуэй. Кроме того, он жаждал Женевьеву Бутл. И все же, пока он жаждал Женевьеву Бутл, некий внутренний голос шептал ему, что если на свете существует полноценная язва, то это именно Женевьева Бутл. Порой потребность заключить ее в объятия и потребность хлопнуть ее по носу куском промокашки так наезжали друг на друга, что исход мог бы решиться одним броском монеты.
Затем как-то днем, когда он забежал в столовую выпить охлажденного солодового молочка, он споткнулся о туфлю девушки, которая одиноко сидела в темном углу.
– Прошу прощения, – сказал он учтиво, ибо Муллинер, в какой бы агонии ни пребывала его душа, никогда не забывает о требованиях этикета.
– Ничего страшного, Булстрод, – сказала девушка.
Булстрод испустил придушенный вопль:
– Ты!!!
Он взирал на нее, онемев. В его глазах не было ничего, кроме изумления, однако в глазах Мабелле Риджуэй сиял мягкий дружеский свет.
