Когда наши плоты выстроились стройной колонной, теперь уже я прибыл к Степану на плот с ответным дружественным визитом. Мы болтали о том о сём и, лёжа на спине, лениво разглядывали прозрачные облака. Погода была что надо.
К нам, строя глазки, подсело несколько девушек. Некоторых я уже различал по именам, и одна из них даже была моей симпатией, только она сама об этом ещё не знала. Это была Луиза, младшая шестнадцатилетняя сестра Катерины.
Шестнадцать лет — возраст, конечно, уже о-го-го, но ещё не того. Поэтому я — ни малейшего повода. Ни единого поползновения. Хотя девочка была первый класс. Такую исконно русскую красоту в наше время не встретишь. Не зря ведь наши предки для определения своих чувств верные слова находили: «краса ненаглядная», «зорька ясная», «девица красная». А ведь действительно краса такая, что глядишь и не наглядишься. Вот только имя…
И как это у простого русского мужика так могла разыграться фантазия? Только позже, под страшным секретом, Катерина мне поведает, что батька уже устал от девок. А тут пятая. И снова баба.
Голова уже не в состоянии что-либо новое придумать, и тут как на грех к местному богатею приехала гувернантка по имени Луиза Францевна. Так и стала русская красавица Луизой. Я в шутку называю её донной Луизой. Девушка краснеет и смущённо отводит глаза. Я так понимаю, что я ей тоже не безразличен.
— Господин солдат, — прервав наш со Стёпкой покой, жеманно обращается ко мне Катерина.
— Что изволите, сударыня, — поддерживаю я её тон.
Девушки многозначительно переглянулись. Казалось, что одна другой говорила: «Ну вот, а вы не верили».
— Вот девушки и я очень интересуемся узнать историю вашей жизни, — промолвила она.
— А что в ней такого интересного? — я недоумённо переводил взгляд с одной подруги на другую. — Жизнь как жизнь. Солдатская. У меня даже таких знаменитых родственников, как у Степана, не имеется.
— Они, Михаил, хотят знать, за что тебя в солдаты разжаловали. И как ты по разным балам разгуливал, красивые амуры дамочкам делал, — позевывая, выдал Степан.
— Чего? — я опешил.
— Да про это токмо глухая на оба уха бабка Матрёна не ведает. А так все в полном разумении и понятии, — ещё больше огорошил меня Степан.
— Да вы что, голубушки? — я беспомощно огляделся. — И за что же, по-вашему, я лишился офицерского звания?
— Дак знамо дело, за дуель. Под запретом это развлечение для благородных, — чуть ли не хором выкрикнули девушки.
Я с последней надеждой посмотрел на предмет своего обожания. Глаза тамбовской девушки с испанским именем с таким неподдельным восторгом смотрели на меня, что я сдался. А что мне было делать? Поболтать-то я любил всегда. Особенно если на грудь было принято несколько склянок весёлого снадобья.
