Когда он в очередной раз повернул свою бородатую харю в мою сторону, я выразительно помахал ему кулаком. Мужик испуганно сгорбился и, отмахиваясь от своих собеседников, торопливо засеменил за повозкой.
Теперь я стал разглядывать бредущих мимо меня людей. Одеты они были серо и однообразно. Причём всё это одинаково относилось и к мужчинам, и к женщинам, и к детям. У многих на ногах были лапти, а иные шли и вовсе без обуви, с посиневшими от холода ногами. Лица у всех были хмурыми и грязными. На телегах натужно скрипели несмазанные колёса. Лошади с трудом тянули свои повозки по наполненным грязью ямам, что в России, испокон веку, назывались дорогами. Века прошли, дороги остались. Вслед за телегами, натужно вытаскивая из грязи копыта, шли привязанные за рога к задкам телег коровы. Некоторые телеги тянули запряжённые в ярмо быки. Вся увиденная мною картина не располагала к веселью. Какой-то исход обречённых, да и только. Или очередная смена места жительства кочевым племенем. Не зря говорит народная молва, что один переезд равносилен пожару или потопу.
Однако из всего увиденного я не смог сделать никаких определённых выводов. Ситуация ещё больше запутывалась. Спрашивать что-либо у идущих мимо меня людей я уже опасался. Если все сочтут меня сумасшедшим, то могут и смирительную рубаху надеть. Лучше незаметно ко всему прислушиваться и приглядываться. Тем более что на меня никто не обращает внимания.
А вообще, ситуация какая-то дикая. То ли сон, то ли не сон.
Хрен его разбери. Нет, я, конечно, читал и любил фантастику.
Особенно про путешествия во времени. Но то ж фантастика, а это реальная жизнь. Со мной такого случиться не могло.
— Мишка, ты чего это тута окопалси? — хлопнул меня кто-то по плечу. — Батурин уже цельный час назад нашу команду собрал. Одного тебя нет.
Я резко оглянулся и уставился на говорившего. Помня свою прошлую неудачную попытку общения с аборигенами, я молча оглядел его с ног до головы. Одет он был точно так же, как и я.
За спиной болтался карабин. Значит, свой брат, солдат. Но зато вид этого солдата был какой-то смешной и несуразный. Конопатую физиономию, чисто рязанских кровей, украшали два оттопыренных, словно вареники, уха. Сам он был какой-то мелкий и кривоногий. В общем, копия солдата Чонкина.
— Ты чо, Миш, в разуме помутился? — испуганно спросил он меня.
— С чего ты взял? — как можно беззаботнее проговорил я.
— Дак вон, мужики бают.
— Я этим мужикам хлебала-то пораскровеню, — невольно подстраиваясь под его манеру говорить, грозно ответил я.
