Крошка уже открыла рот, чтобы пожелать всем доброй ночи, но начальник охраны в серебристой форме привлек ее внимание и указал рукой туда, где у стены сидел сжавшийся от страха Мэдисон.
"Провались он, этот начальник охраны!" – придушенно прошептал Мэдисон. Крошка, которая, похоже, уже и позабыла о нем, теперь нахмурилась и посмотрела в его сторону, как на какую-то гадкую козявку. Слуги тоже устремили на пленника озлобленные взгляды: очевидно, слух о его преступлении, состоявшем в том, что он посмел вызвать недовольство их драгоценной королевы Крошки, распространился по всему дворцу.
Крошка и главный стражник зашептались между собой, после чего «королева» в сопровождении двух караульных последовала за начальником охраны к тому месту, где сидел Мэдисон.
– Они напомнили мне, – сказала Крошка по-английски, – что утром у меня несколько примерок платьев, а днем – садовые работы. Они не могли найти в моем графике места для суда над тобой, поэтому устроим его сейчас. Ты признаешь себя виновным или нет?
– В чем? – жалобно проныл Мэдисон.
– В пределах дворца, – объяснила Крошка, – дворянин, если только он не имеет дело с лицом более высокого ранга, властен распорядиться жизнью человека, посягнувшего на его собственность или личность.
– Я на тебя не посягал! – вскричал Мэдисон по-английски. – Я пытался заручиться твоей поддержкой! Я тебе нужен!
Крошка повернулась к начальнику караула и сказала по-волтариански:
– Обвиняемый признает себя виновным. Занесите этот факт в дворцовые анналы.
– Крошка! – вскричал Мэдисон. – Ты должна выслушать…
– Нечего мне тебя слушать, – снова по-английски оборвала его Крошка. – Ты здорово провинился и знаешь об этом сам. Ты даже пальцем не пошевелил, чтобы помешать этому (…) Грису. Ты угодил в этот переплет, потому что не поиграл со мной в мячик. – Она снова перешла на волтарианский: – Я объявляю арестованного виновным, и приговор должен быть приведен в исполнение обязательно.
Начальник караула кивнул.
– Ты не сказала, к какому наказанию я приговорен, – напомнил Мэдисон.
– Видишь ли, Мэди, – вновь по-английски заговорила Крошка, – эти лекции ужасно меня распалили; порой они доводят меня до грани (…), и я испытываю боль. Мне всегда хотелось разрушить твою сосредоточенность на матери, поэтому приговор таков: ты поднимешься ко мне в спальню и будешь (…) меня до тех пор, пока я не размякну и не получу полного удовлетворения.
– О нет! – взвизгнул Мэдисон и вжался в спинку кресла так, что цепи зазвенели. И тут поблескивание синих лучей навело его на вдохновенную мысль. – Послушай, – сказал он, – тут под полом двести пятьдесят мальчиков! Мне еще слышна музыка! Любому из них было бы…
