Скорбь Тру | страница 54



Подняв глаза к беспросветной темной бездне, он сказал.

— Я не должен был попасть в тюрьму. Парень был вовлечен в какой-то огромный нарко-синдикат. Государственный защитник назвал это «убийство в состоянии аффекта». Но моя мать солгала в суде. Она сказала, что не была в опасности. За двадцать два гребаных года она не сумела сделать ничего, чтобы считаться нормальным родителем, и она как-то получила справку о том, что чиста от наркотиков, и засадила своего сына в тюрьму.


Глава 10

Джемма думала, что самоубийство отца будет самым худшим, с чем ей когда-либо придётся столкнуться. Она думала, что худший выбор, который мог сделать человек, — это оставить своих близких позади. Но это? Трумэн попал в ужасную ситуацию, где у него не было выбора, кроме как спасти свою мать и брата от ужасной беды, которую она сама привела в их дом. И их мать не только не вернула домой сына, который поставил свою собственную жизнь в опасность, чтобы спасти ее, но еще и отправила его в тюрьму? Ее мысли крутились вокруг этого ужасного сценария гораздо больше, чем допускало ее воспитание. Она вся дрожала, дышать было тяжело, слезы бежали по щекам, и когда она наконец-то нашла в себе мужество взглянуть на него, Трумэн все еще стоял к ней спиной. Его плечи подались вперед, как будто весь воздух выпустили из легких.

Ее прошиб озноб, когда она пыталась переварить все, что он ей сказала. Он убил человека.

Убил.

Он взял нож и закончил жизнь человека.

Для того, чтобы спасти свою семью.

Как человеку обработать эту информацию? У нее был миллион вопросов, а также множество страхов.

Хотел ли бы он сделать это снова? Стабилен ли он? Говорил ли он ей правду?

Вдох — выдох. Сделать выдох. От этого зависело, сколько она могла держать себя в руках.

Линкольн захныкал, его было слышно через радио-няню. Трумэн медленно повернулся. Он не взглянул на нее, когда прошел через дом, будто на автопилоте, и скрылся в спальне.

Она выпустила долгий выдох и схватилась за край дивана, пытаясь понять часть его прошлого, которую он ей открыл.

Когда Трумэн вернулся в комнату, она стояла на трясущихся ногах, пытаясь примирить человека, которого пришла узнать, с человеком, который только что сделал ошеломляющее признание. Это было слишком — его болезненное выражение лица, боль в ее сердце, груз его признания.

— Я не ожидал, что ты еще здесь, — сказал он сдержанно.

Ее глаза наполнились слезами, и она рукой прикрыла рот, не доверяя тому, что может произойти. Эмоции ключом били у нее внутри, так как мысли кружились вокруг: его храбрость, его преданность, его преступление. Услышанное ею признание не меняло того, что она чувствовала к нему. У слов нет кнопки «удалить». Они были болезненной, тяжелой истиной, так не похожие на постоянное проявление добра с его стороны, которое она наблюдала, все это приводило ее в смятение. В то же время, все хорошие качества, из-за которых она обратила на него внимание с самого начала, усиливались с каждой минутой проведенного вместе времени и отказывались исчезать. Мысли метались, пытаясь одержать победу над грузом негативной полученной информации, и подняться над темнотой, вынуждая ее жадно глотать воздух.